Отрывки из автобиографии Джерри Адамса "Перед рассветом"

"… До нас стали доходить новости о том, как обращались с нашими
арестованными в ходе введения военного положения товарищами. 12 из
арестованных - одним из них был Кевин Ханнавэй (родственник Адамса по
материнской линии - прим. перев.)- были "избраны" для "особого обращения",
ибо британцы решил испробовать на них старые и новые методы пыток.

Кевин был в постели, когда британцы ворвались в его дом в 4:30 утра, выбив
входную дверь и устремившись вверх по лестнице в спальню. Его старший
ребенок, которому было чуть больше полутора лет, в ужасе закричал, и когда
жена Кевина направилась к одному из солдат с детской бутылочкой в руке, он (солдат)
выстрелил в нее, пуля попала в потолок.

Кевину заявили, что арестуют его по Акту об Особом Положении и под прицелом
провели его до каразмы на Мулхауз стрит, там его швырнули в грузовик,и так,
связанными впереди руками, и отвезли в казарму Гердвуд, где его
сфотографировали и усадили на пол в спортзале на несколько часов, где уже
находилось сто или больше других задержанных, каждого из которых вызывали по
очереди для допроса Особым Подразделением полиции. Кевин рассказал мне
позднее, что особенно здорово досталось моему отцу. Солдаты и полицаи
рассказывали заключенным, что по всему Белфасту убиты сотни, если не тысячи
человек.

Через некоторое время их всех вывели во двор и выставили между двумя рядами
военных полицейских, которые начали избивать их кулаками, сапогами и
дубинками. Кевина швырнули в вертолет, пропеллер которого уже вращался. Ему
угрожали, что убьют его, и выбросили его спиной вперед из вертолета. Только
после его он узнал, что они висят всего в паре метров от земли.. Такое
обращение повторялось несколько раз, и его опять пропустили сквозь стрoи,
колошматя его дубинками и пинками, пока он бежал. Его разули и вместе с
другими заставили босиком пройти через площадь, покрытую колючей проволокой
и битым стеклом, продолжая в то же время бить заключенных. Из носа у него
текла кровь, нос был сломан, а зубы проткнули губу. Его продолжали избивать
всю дорогу до самой тюрьмы на Кромлин Роуд, где его забросили в камеру.
Сокамерник сделал, что мог, чтобы прочистить его раны.

Через 24 часа после того, как британцы ворвались в его дом, Кевина забрали из
камеры и били всю дорогу пешком до казармы Гердвуд. Избиение совершали
сотрудники Особого Подразделения полиции и военная полция. Его опять
заставили бежать с препятствиями, продолжая в то же время избивать кулаками
и пинками, а также спустив на него собаку, которая искусала его. После того,
как его ввели в комнaту, ему велели лечь на топчан, надели ему на голову
черный мешок и заковали в наручники (точно та же самая тактика, так
"блестяще" отработанная британцами в Северной Ирландии в те годы,
применяeтcя сегодня ими и их американскими сообщниками в оккупированном
Ираке - прим перев). Квадратный по форме мешок, сделанный из двойного слоя
материи, не пропускал ни единого луча света и доходил до самой его груди. Он
был прикован наручниками к другим заключенным, которым на головы тоже были
надеты мешки- Джо Кларку, Фрaнси Макгигану и Арчи Олду, - и в таком виде
их заставили выбежать из здания, где снова избили дубинками, а затем снова
бросили в вертолет, где заключенных отделили друг от друга, но каждый из них
продолжал оставаться закованным в наручники.

В течение часового полета его охранники завязали мешок на его голове так
туго, что он eдва мог дышать, и продолжали дергать его за наручники, так что
те врезались в его запястья. Когда вертолет приземлился, его выбросили в
грузовик и там продолжали избивать кулаками, сапогами и дубинками.

Затем его втащили в комнату, где заставили встать в позу обыскиваемого и
оставили так - ноги шире плеч, руки по стене вверх, - до тех пор, пока не
отвели в другую комнату, где с него сорвали все, кроме мешка на голове, и
произвели медосмотр. Его взвесили, доктор спросили о его здоровье. Он
обьяснил, что у него болезнь сеpдца с детства, и назвал имя своего лечaщего
врача. Ему бросили безразмерный комбинезон и oпять поставили у стены в той
же позе. Вокруг него теперь стоял невыносимый шум, ударявший ему в
голову, - пропущенный через усилитель звук, похожий на звук вентилятора или
дрели. Он потерял счёт времени. Как только он пытался потянуться или размять
свои конечности, его начинали бить.

После длительного времени в таком положении его вывели на улицу, бросили в
вертолет. После часового полета его увезли на военном броневике в какое-то
здание, где его усадили на стул и сняли с него мешок. С каждой стороны от
него стояли два охранника Один из них давал ему лист бумаги и велел зачитать
то, что там написано, но он не мог, потому что его глаза плохо видели после
стольких часов, проведенных с мешком на голове. Ему опять надели мешок и
поставили к стенке; его били головой об нее, потом опять возили час на
вертолете, угрожая из него выбросить; после  его на грузовике
вернули в то здание со сводящим с ума шумом, и опять поставили там к стенке.

Когда он уже больше не мог стоять, его опять избили и повели на допрос:
посадили на стул, сняли мешок, и три инквизитора начали светить в лицо
лампой. Потом его опять поставили к стенке, опять запустили шум в уши,
опять избили; опять повели на допрос, опять вернули, опять избили, опять
допросили…

Он не знал, сколько дней и сколько часов прошло; он вообще не способен был
ориентироваться во времени. Его разум был совершенно затуманен, и
единственное, что он осознавал, - его боль в своем избитом теле. Потом
он потерял чувство боли и перестал чувствовать и свое тело, он ощущал, что сходит с ума, начал видеть галлюцинации о своей жене и детях, o друзьях, о
тех, кто умер до него. Он молил бога о смерти.

В конце концов, 16 августа, через неделю после ареста (во времена Особого
Положения закон о семи днях задержания ещё не действовал, и заключенных
можно было держать в застенках сколько угодно - прим перев), агент
Специaльного Подразделения предложил ему чай и сигареты. Агент сказал, что
ему можно снять мешок. Его помыли и подвергли подробному медосмотру. Его
сфотографировали в голом виде, после чего вернули ему одежду. На него опять
надели мешок, отвели к грузовику и отвезли к вертолету. Он был уверен, что
на этот раз его действительно выбросят из вертолета во время полета, и он
дрожал от страха весь полет. По приземлении его отвезли в тюрьму на Кромлин
Роуд, куда его, наконец, заключили по всей форме.

Его подвергли нечеловеческим пыткам, тяжело ранили его разум, тело и дух.
Ему необходима была срочная врачебная помощь - и терапия на долгое время. Но
вместо этого его держали в тюрьме ещё три месяца, после чего перевели в
концлагерь Лонг Кеш.

Эксперимент, пробведенный британцами, позволил им утончить и сделать более
изощренными широкий спектр методов пыток для использования в Ирландии (и за
её, как мы видим сегодня, пределами - прим перев) против республиканцев и
других на долгие годы вперед (описываемое Адамсом происходило в 1971 году -
прим перев).

Среди этих методов были:

- Использование "позы для обыска" в течение долгих часов: один палец каждой
руки на стене, ноги разведены и поставлены позади всего туловища, человек
стоит на цыпочках, с подогнутыми коленками;
- Сильные удары в область живота и ниже человеку, находящемуся в такой позе;
- Выбивание ног из под человек в такой позе, так что он падал, ударяясь
головой об стенку или батарею;
-  Избиение дубинками по почкам и половым органам человека, стоящего в таком
положении (с мешком на голове при этом!- прим перев);
- Удары сапогом промеж ног человека в такой позе;
- Размещение мощной батареи или электрической печки под человеком в такой
позиции; растягивание человека на скамейке, ставя две электрические печки
под ней и избивая его при этом;
- Удары сзади по шее, так что человек ударялся головой об стенку; удары по
голове, в том числe дубинкой; пощечины и оплеухи;
- Выкручивание рук за спиной, выкручивание пальцев, удары по ребрам сзади,
одновременно с ударами в солнечное сплетение спереди;
- Сдавливание половых органов, введение различных предметов в пpямую кишку,
удары по коленям;
- Использование электрошока, уколов;
- Нанесение ожогов сигаретами и свечками, лишение сна, справление малой
нужды на связанных заключенных;
- "русская рулетка", стрельба холостыми по заключенным, избиения в темноте,
надевание мешков на голову, угрозы в адрес заключенных и их родных.
- 

... Меня арестовали на рассвете 14 марта 1972 года. Я в то время переживал
недавнюю гибель своих четырех товарищей и не был так осторожен, как обычно,
когда я старался подолгу не оставаться в одном и том же доме.

При аресте я назвал им фальшивое имя, но они отвели меня в казарму на
Спрингфилд Роуд, и было очевидно, что они получили от кого-то какую-то
информацию. Они не были до конца уверены, что я - это  я: я почти убедил
их, что я- Джо Макгиган, по крайней мере, я совершенно точно убедил в этом
своих конвоиров при аресте. Но тут они привели Харри Тейлора - одного из
немногих полицейских агентов, который знал меня в лицо. Пока ещё со мной не
обращались плохо, но как только они убедились в том, кто я, их настроение
совершенно изменилось. Я продолжал отрицать, что я- это я, но напрасно. Меня
отвезли в Дворцовую казарму на броневике. К тому времени уже стало светать.

Британский офицер, арестовавший меня, посоветовал мне признаться. Конечно,
он сказал об этом со своими целями, но звучал он при этом так естественно и
так сочувствующе, что вызвало у меня все возрастатющее опасение по поводу
того, что ждало меня впереди. К концу допроса один из моих мучителей сказал
мне: " Республиканская пропаганда сделала нам такую рекламу, что вы, ребята,
обычно раскалываетесь ещё до того, как попадаете к нам в руки." Мне было
совершенно очевидно, что это было как раз то, что пытался сделать со мной
тот высокопоставленный брит при аресте.

Я уцепился за отказ признаться в том, что я - Джерри Адамс, как за метод
борьбы со теми, кто меня допрашивал. Продолжая настаивать, что я- Джо
Макгиган, я надеялся повернуть допрос, сконцентрировав его на этом.

В центре, где допрашивали, меня привели в большую светлую комнату в
деревянной хижине казарменного стиля. Эта комната была поделена на открытые
кабинки. В них сидели мужчины, уставившись на стену. Меня тоже поместили в
одной из них и оставили лицом к стене, сделанной из перегородок с дырками в
них, что произвело эффект создания образов и теней у меня перед глазами.
Солдаты или полицай продолжали подходить ко мне сзади, выбивали из-под меня
стул, кричали на меня, ударяли меня сзади по голове. У них были глубокие
металлические подносы для еды, с крышками и c ручками, и они бросали их на пол
позади меня; сначала я был перепуган, но вскоре привык к этим оглушающим
звукам, и они уже не имели на меня такого воздействия. Я также открыл для
себя, что , когда они подходили ко мне сзади, я видел их тени, и хотя я и был
напуган, я, таким образом, мог ожидать их ударов и криков, и мне стало
легче. Но некоторые из допрашиваемых ребят в соседних кабинках были в
состоянии полного ужаса и показывали это криками.

При допросе они использовали старую как мир игру "плохой полицейский-
хороший полицейский" . Меня избивали довольно долго, а потом бешеный человек
ворвался и пытался меня застрелить, с криками, а другие вырывали у него
пистолет. Также, когда меня допрашивал Харри Тейлор, они попытались
вколоть мне "наркотик правды". Один раз я был здорово напуган - это когда
меня повели снимать отпечатки пальцев, делая особые усилия, чтобы меня никто
не видел, и я не видел никого. Было очевидно, что они пытаются меня
запугать. Когда мы наконец достигли комнаты, где снимали отпечатки пальцев,
я начал сопротивляться этой процедуре и требовать, чтобы они сначала
предьявили мне свои документы, как полагается. Они вытянули меня вдоль
стола, держа на нем мои руки. Вдруг в комнату с криками ворвался ещё один
бешеный человек, в окровавленном фартуке, с мачете в руке. Это меня на
секунду ошарашило, к большому удовольствию моих мучителей.

Они отвели меня в другую комнату для допросов и поставили меня лицом к
стенке, руки вперед и в стороны, ноги шире плеч ("стойка орла", ибо человек
"растопырен" как крылья у орла при полете) и крепко били меня в течение
нескольких часов, по почкам и между ног, по спине и по ногам сзади. Избиение
было какое-то монотонное, довольно циничное, в нем не было чувства. Было
такое впечатление, что обе стороны ждали "второго дыхания", и что как я, так и
они знали: мы ещё далеки от своей цели. Мне было больно, но я все время
помнил, что меня не подвергли пока таким пыткам, как Кевина Ханнауэя и
некоторых других, кого я знал; в этом мне повезло, считал я, потому, что
факты жестокого обращения с заключенными уже просочились в прессу, и теперь
они были осторожнее.

... Незадолго до окончания моих допросов я перестал утверждать, что я- Джо
Макгиган, когда агенты сообщили мне, что если меня внесут в книги под его
именем, то моей жене Колетт не разрешат навещать меня в тюрьме. Хотя я в
этом сомневался, мне дали понять, что допросы все равно подходят к концу,
после чего я назвал им свое настоящее имя. Конечно, от моей первоначальной
стратегии к тому времени ничего не осталось, но это дало мне время и силы
выдержать их инквизицию. Молчать продолжало оставаться лучшей тактикой. Так
что теперь, пусть даже они знали, кто я, это не имело большого значения. Все
это время я не мог отвечать на их вопросы, ссылаясь на то, что я был не тем,
за кого они меня принимали. Однажды они даже привели моего зятя Имона
Маккохи, арестованного в одно время со мной, - чтобы он рассказал им, кто я.
Но Имон, твердый орешек, ничего им не сказал.

До того, как быть увезенным из Дворцовой казармы, я внес официaльную жалобу
на то, как со мной обращались. Допрашивающие меня предприняли большие усилия,
игнорируя мои требования насчёт этого, так же, как попытались игнорировать
их и стенографисты-полицейские, ведущие протоколы допросов. Но в конце
концов, все-таки мне удалось официaльно подать жалобу, что я и сделал, в
окружении угрожающих мне вооруженных большими дубинками бритов.

Из казармы меня отвели на корабль Мэйдстон, служивший плавучей тюрьмой, - в
ужасное, кошмарное место. Было таким облегчением оказаться среди друзей,
родных, и особенно - получить свидание с Колетт, но все это отступило на
задний план перед ужасными условиями, в которых мы содержались. Нас держали
в каютах под кормой. Кровати были трехьярусные, и места развернуться
совершенно не было. Свет eдва проходил через малюсенькие окошки. Я прибыл
туда вскоре после удачного побега других заключенных, и меры безопасности
походили на параною. Среди заключенных были мой дядя Лиaм Ханнавэй, его брат
Альфи Ханнавэй, который уже бывал раньше в заключении на корабле (в 1940
году, когда ему было 17 лет). Лиaм, я и ещё около 150 человек снова оказались
заключенными на британском корабле.

Еда была ужасной. Корабль покоился в собственных отбросах на воде. На борту,
кроме нас, размещались британские солдаты и полиция, и под нашим кораблем
скапливались не только наши отходы, но и их тоже. Туалеты постоянно
затапливало. 

Вскоре после своего прибытия я впервые встретился с тюремным доктором. Я был весь в синяках, особенно в области ребер…

-Здесь больно? - спросил он
-Больно, когда я дышу, - ответил я.
-Тогда не дыши, - сказал он, не моргнув даже глазом…"
 
 
 

Ваше мнение