Отношения между империализмом и демократией являлись предметом споров и дискуссий в течение более чем 2500 лет, от древних Афин до Парка Свободы на Манхэттене. Современные критики империализма (и капитализма) утверждают, что империализм не совместим с демократией, приводя в пример растущий аппарат полицейского государства, сопровождающий колониальные войны, и его меры – от клинтоновских антитеррористических законов и бушевского «Патриотического акта» до обамовских приказов о внесудебных расправах над американскими гражданами, проживающими заграницей.
В прошлом, однако, многие теоретики империализма самых разных политических взглядов и убеждений – от Вебера и до Ленина – полагали, что империализм объединяет страны, сглаживает классовые различия и создает прослойку привилегированных рабочих, которые его активно поддерживают и голосуют за имперские партии. Историческое, сравнительное исследование условий, при которых империализм способствует укреплению демократических институтов или, наоборот, их ослабляет, могло бы пролить свет на перспективы и трудности, стоящие перед демократическими движениями, разворачивающимися сегодня по всему миру.
В 19-м веке евро-американская империя покрыла весь мир. Параллельно с расширением империи крепли и расширялись демократические институты: избирательное право распространилось на рабочий класс, появились конкурирующие между собой партии, возникло социальное законодательство, и пролетариат обзавелся собственным политическим представительством.
Являлся ли одновременный рост демократии и национализма «ложной корреляцией», за которой стояли различные и противоречащие друг другу движущие силы, одна из которых поддерживала заморскую экспансию, а другая содействовала развитию демократической политики? На самом деле следует говорить о наличии общего знаменателя между проимпериалистической и демократической политикой, а не просто о сходстве элит.
На протяжении 19-го, и особенно в 20-м веке значительные сектора лейбористских и социал-демократических партий, а также множество известных левых и революционных социалистов, в тот или иной момент поддерживали как требования рабочих, так и имперскую экспансию. Ни кто иной как Карл Маркс в своих ранних журналистских работах для «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» критически поддерживал британское завоевание Индии, подчеркивая его «модернизирующую силу», ломающую феодальные барьеры. В то же самое время Маркс поддерживал (критически) европейские революции 1848 года.
Правящие классы – движущая сила империализма – разделились: одни рассматривали демократические реформы, «гражданство», в качестве средства привлечения массовой поддержки для имперских войн; другие опасались, что демократические реформы подстегнут социальные требования и подорвут способность элит управлять и аккумулировать капитал. Те и другие были правы: вместе с возраставшим участием масс в политике возник и ядовитый современный национализм, подпитывавший имперское строительство. Одновременно массы, получившие доступ к демократическим правам, начали создавать классовые организации, несшие прямую угрозу существующей власти. Внутри правящих классов демократические институты рассматривались как арена для мирного разрешения конфликтов между соперничающими элитными группировками. Однако с той поры, как они приняли массовый характер, их стали воспринимать как политическую угрозу.
Имперские и классовые партии боролись за голоса городских рабочих и сельской бедноты, едва получивших избирательные права. Классовые и имперские пристрастия нередко «сосуществовали» внутри одной и той же личности. Вопрос о том, какое из двух начал – имперское или классовое – возобладает, решался в зависимости от успехов или неудач больших политических проектов.
Иными словами, в тех случаях, когда имперская экспансия шла успешно, когда завоевания проходили относительно легко, принося обильные и сочные плоды в виде колоний (особенно сеттлерских колоний), тогда демократические рабочие приветствовали Империю. Ведь империализм расширял торговлю, благотворно влиял на экспорт и удешевлял импорт, в то же время, защищая местные рынки и местных производителей. Это, в свою очередь, вело к увеличению занятости и росту зарплат для существенной части имперского пролетариата. Поэтому лейбористские и социал-демократические партии и профсоюзы не только не выступали против империализма, но и активно поддерживали его.
И напротив, если имперские войны превращались в кровопролитные и дорогостоящие конфликты, то рабочий класс быстро менял шовинистический энтузиазм на разочарование и уходил в оппозицию. Демократические требования «долой войну!» приводили к забастовкам и протестам против неравных жертв на алтарь Империи. Демократические и антиимпериалистические настроения сливались воедино.
Конфликт между демократией и империализмом становился наиболее открытым и очевидным в случае военного поражения и оккупации имперской страны. Поражение Франции во франко-германской войне 1870-71 годов и поражение Германии в первой мировой войне вызвали массовые социал-демократические восстания (Парижская коммуна 1871 года и германская революция 1918 года), которые были направлены против милитаризма, господства правящих классов и всей системы капиталистического империализма.
Историки, в особенности исповедующие модную концепцию «истории снизу», с одной стороны преувеличивали борьбу рабочего класса и его приверженность демократическим ценностям, а с другой стороны недооценивали глубину и продолжительность взаимной поддержки различных слоев капиталистического общества и её роль в успешной имперской экспансии. Утверждения о «неотъемлемой» и «инстинктивной» классовой солидарности опровергаются активной ролью рабочих в имперских завоеваниях, об их участии в качестве солдат, заморских поселенцев-сеттлеров, моряков торгового флота и надсмотрщиков. Среди английских, французских и, позднее, американских рабочих, было огромное количество горячих сторонников империализма.
Можно сделать вывод о зависимости соотношения между демократическим и имперским сознанием рабочих от практических, материальных результатов империалистической политики и демократической борьбы.
Имперское строительство требует от рабочих производить больше за меньшие деньги, дабы экспортировать и прибыльно инвестировать в колонии. Это ведет к конфликту между трудом и капиталом, особенно в начальной фазе имперской экспансии. После того, как имперские правители консолидируют свой контроль над колониями, они усиливают эксплуатацию рынков, труда и ресурсов. Имперский экспорт уничтожает местных конкурентов. Прибыли растут, зарплаты растут, и рабочие от первоначальной оппозиции к империализму сдвигаются к требованиям большей доли в прибылях от экспорта. Рабочие и профсоюзные лидеры одобряли политику «имперских преференций», которая защищала местную промышленность от конкуренции и давала ей монопольный контроль над колониальными рынками. Они поступали так, потому что имперская политика защищала их рабочие места и поднимала их уровень жизни.
Рабочие, активно участвовавшие в классовой борьбе, попавшие в черные списки или в тюрьму, добровольно переезжали или насильно высылались в колонии. Поселившись там, они получали привилегированный доступ к хорошо оплачиваемым рабочим местам и, обладая статусом заморских квалифицированных работников, быстро выдвигались на руководящие должности. Оказавшись в колониях, активные, склонные к борьбе рабочие превращались в имперских пособников и коллаборационистов. Многие из них призывали своих коллег, родственников и друзей присоединиться к ним и пополнить ряды преуспевающих сеттлеров или контрактников. «Одомашнивание» рабочих и примирение демократических и империалистических настроений было причиной и следствием успешного империализма.
Хотя материальная выгода, которую получали рабочие от «успешного империализма», была решающим фактором, обуславливающим рост их имперского сознания, не менее важной являлась эмоционально-духовная подпитка, «символическое удовлетворение», чувство сопричастности «ведущей стране мира», Империи, над которой «никогда не заходит солнце». Почти невозможно отыскать имперскую державу, рабочие которой массово выражали бы «солидарность» с эксплуатируемыми шахтерами, работниками плантаций или изгнанными со своих земель крестьянами и мелкими землевладельцами в «колониях». Чем сильнее хватка колониальной державы, тем шире «колониальные возможности», тем глубже колониальное проникновение, тем крепче чувство имперского превосходства среди имперских рабочих. Не удивительно, что британские рабочие, профсоюзы и Лейбористская партия никак не противились варварским опиумным войнам против Китая, организованным Империей геноцидному голоду в Ирландии в 19-м веке и в Индии в 20-м веке. Подобным образом, французские рабочие партии – особенно социалисты - оказались на переднем крае колониальных войн в Индокитае и Алжире, которые, в конце концов, привели к их поражению и внутренней дезинтеграции. В том же ключе, Американская федерация труда (AFL) и миллионы «простых рабочих» поддерживали колониальные войны США против Кубы и Филиппин, вторжения в страны Карибского бассейна и Центральной Америки. Лишь незначительное меньшинство радикальных рабочих протестовало против этих войн. Частичный поворот сил труда против американских колониальных войн произошел во время агрессий США в Корее, Вьетнаме и Афганистане. И он являлся результатом высоких потерь и огромной экономической цены, при отсутствии на горизонте даже слабых признаков победы. Необходимо добавить, что американские рабочие, даже выступая против имперских войн, не выражали никакой солидарности с национально-освободительными и рабочими движениями в колониальных странах.
Утверждать, как это делают некоторые левые, что империализм не совместим с «истинной демократией», значит отрицать существование в последние 150 лет свободных выборов, состязания политических партий и гражданских прав, хоть и существенно урезанных, особенно в последнее десятилетие. На самом деле имперская экспансия прямо вытекала из гражданских «обязательств» защищать демократические институты, которые позволяли имперским руководителям оправдывать свои действия активной внутренней поддержкой, или хотя бы пассивным согласием народа с кровавыми, геноцидными колониальными войнами.
Если демократия никогда не была препятствием на пути империализма, и даже, при определенных обстоятельствах, ему способствовала, тогда при каких условиях рабочие и общегражданские движения выступали против имперских войн? Другими словами: как работает система, когда демократические институты перестают функционировать в качестве двигателя имперской политики?
Последнее десятилетие преподало нам важные уроки в том, что касается связи между империализмом и демократией в Соединенных Штатах.
Начиная с противоречивых политических обстоятельств вокруг известных «террористов», въехавших в США и угнавших самолеты 11 сентября 2001 года, американское правительство развязало две большие колониальные войны и множество «маленьких», «секретных» операций в воздухе и на суше – в Сомали, Йемене, Пакистане, Ливии и других странах. «Глобальная война с террором», начатая режимом Буша и его никем не избранными высокопоставленными милитаристами, чиновниками-сионистами, в тесном сотрудничестве с НАТО, была поддержана демократически избранным Конгрессом. Т.е. можно сказать, что подавляющее большинство электората, обработанного колоссальной пропагандисткой кампанией, запуганного и одураченного наглой ложью СМИ, поддержало «войну с террором».
Учитывая беспрецедентный размах глобальной войны с терроризмом, громадное увеличение военных расходов и ужесточение внутреннего репрессивного аппарата (Национальной безопасности), можно говорить о возникновении нового централизованного полицейского государства, которое, по сути, подменило собой существующие демократические институты и гражданские права.
Имперская политика из стадии начальных военных успехов перешла к крайне проблематичной, продолжительной оккупации. Это привело к росту сопротивления, быстрому увеличению госрасходов, углубляющемуся фискальному кризису, упадку социального государства и подъему политической оппозиции.
Как и в прошлом, нынешние имперские войны - продолжительные, дорогостоящие и не сулящие в обозримом будущем благополучного исхода – вызвали в обществе глубокое разочарование, переходящее в открытое неприятие и протест. Доходы и зарплаты большинства людей, голосовавших за имперских политиканов и поддерживавших репрессивное законодательство, поправшее основные гражданские и конституционные нормы, с негодованием отвернулось от имперской повестки дня. Сегодня демократическое большинство ставит во главу угла свои классовые, экономические интересы, особенно в свете продолжающейся рецессии и безработицы, достигшей 20%. В 2008-11 годах бесконечные войны и углубляющийся кризис катализировали конфликт между демократией и империализмом.
Иными словами, демократическое большинство стало препятствием для ведения имперских войн. Имперские агрессии в Ираке, Афганистане, Ливии и т.д. и т.п. не привели к легким и быстрым победам, к захвату природных ресурсов и прибыльных рынков для экспорта. Новые рабочие места не были созданы, наемный труд имперской страны не получил никаких выгод и привилегий. Огромные военные расходы подорвали социальные программы и инфраструктурные проекты. Небольшое число опасных рабочих мест в оккупированных странах оказались малопривлекательными для безработных.
В отличие от предыдущих колониальных войн, на этот раз даже малая толика награбленного богатства не была использована на то, чтобы купить поддержку рабочими собственного империализма. Стоимость имперских авантюр легла тяжким бременем на плечи наемных работников, ударила по их зарплатам и жизненным стандартам. Регрессивное налогообложение постепенно уничтожило всякое чувство шовинистического величия и превосходства. Более того, у граждан Империи развился комплекс политической ущербности. Столкнувшись с упорным исламским сопротивлением и ростом экономической мощи Китая, большинство населения стало критически смотреть на происходящее. Осознание того, что «что-то в корне не верно» в Вашингтоне и на Уолл-стрит, овладело широкими массами. Первоначальное ликование и идиотское размахивание флагами, пока имперские полки победоносно маршировали в Афганистане и Ираке, сменилось горьким пораженчеством и гневом, направленным на обанкротившихся руководителей. Более 80% населения в настоящее время негативно относится к Конгрессу, отвергая обе партии. Аналогичное отношение и к Белому дому, Пентагону, к Национальной безопасности.
Спустя десятилетие войн и четырехлетие экономического кризиса, возникли массовые протесты. Движение «Оккупируй Уолл-стрит» выкладывает на стол новые карты, вытесняя имперскую повестку дня тотальным отрицанием власти военно-финансовой элиты.
Исполнительная власть, в особенности суды, разведка и полиция все больше и больше применяют меры разнузданного полицейского произвола. Десятки миллионов оказались под наблюдением Национальной безопасности. Полицейское государство перехватывает миллиарды факсов, посланий по электронной почте, отслеживает содержание веб-сайтов и прослушивает телефонные разговоры. Связь между империализмом и демократией порвалась в той точке, в которой упадочная империя уже не могла более обеспечить электоральную поддержку и согласие.
Все большее число сомнительных террористических заговоров фабрикуется спецслужбами. Иранская попытка покушения на саудовского посла в Вашингтоне оказалась самой примитивной и грубой фальшивкой, состряпанной впопыхах для того, чтобы добиться поддержки населением имперского милитаризма в Персидском заливе. Кроме влиятельного, но малочисленного произраильского лобби, американское общественное мнение уже не покупается на подобные уловки. Оно требует рабочих мест и протестует против Уолл-стрит.
В то время как конфликт между империализмом и демократией накаляется, существовавший прежде «консенсус» распадается на куски. Белый дом и Конгресс выбирают империализм, опираясь на глубоко антидемократическое полицейское государство. Большинство избирателей давит на власти, используя остатки своих демократических прав для замены политического строя с империи на социальную республику.
Мы утверждали, что империя и демократия взаимно дополняли и поддерживали друг друга во времена восходящего империализма. Мы показали, что когда завоевательные войны были короткими и не дорогостоящими, когда они приносили прибыли капиталу и новые рабочие места наемному труду, тогда они пользовались широкой поддержкой демократического большинства. Демократические институты процветали тогда, когда заморские колонии обеспечивали рынки сбыта, дешевые ресурсы и поднимали жизненный уровень населения имперских стран. Рабочие голосовали за имперские партии, поддерживали исполнительную и законодательную власть и аплодировали ветеранам колониальных войн («наши солдаты»). Многие добровольно шли воевать в колониях. Имея за спиной широкую поддержку простых граждан, имперское государство более-менее «соблюдало» конституционные гарантии. Однако брачный союз демократии с империализмом не является «структурным». Он обусловлен рядом изменчивых условий и предпосылок, которые могут вызвать глубокий и болезненный разрыв между обеими сторонами союза – то, что мы наблюдаем сегодня.
Длительные, неудачные, дорогостоящие имперские войны все сильнее подрывают жизненные стандарты вот уже целого поколения и делают невозможным согласие между имперскими правителями и гражданами. Первые признаки потенциальных разногласий были заметны в период корейской войны, когда общественное мнение повернулось против президента Трумэна, архитектора Холодной войны и американского вторжения в Корею. Ещё более зримым конфликт стал во время вьетнамской войны. Столкнувшись с продолжительной, проигранной войной, погубившей жизни, здоровье и благополучие десятков миллионов американцев призывного возраста, миллионы гражданских и военных выбрали прекращение войны и выступили против имперских агрессий. Репрессивное государство все ещё было недостаточно организованным, чтобы подавить демократический подъем 1970-х. Окончание вьетнамской войны стало высшим достижением демократической Америки в её стремлении противостоять империи и возродить республику.
Последующие маленькие, быстрые и дешевые интервенции в Панаме, Гренаде и на Гаити не привели ни к каким конфликтам между империализмом и демократией. Аналогичным образом, скрытые, суррогатные войны в Никарагуа, Сальвадоре, Гватемале, Анголе, Мозамбике, Афганистане и на Балканах не вызвали сколь-нибудь существенной оппозиции, так как обошлись крайне дешево в плане расходов и жизней имперских граждан и не сопровождались урезаниями социальных благ и доходов.
Начала текущих войн в Афганистане, Ираке и т.п. глобальных кампаний рассматривались некоторыми имперскими стратегами в том же ключе: быстрые, не дорогостоящие победы с незначительными потерями. Один высокопоставленный произраильский чиновник в Пентагоне даже утверждал, что оккупация Ирака будет «самоокупаемой» - за счет награбленной там нефти.
С войнами 21-го столетия всё вышло не так: они пошли по корейско-вьетнамскому сценарию, а не по центрально-американскому и карибскому. Безумно дорогие, эти войны не принесли быстрых побед и, что хуже всего, случились во время беспрецедентного экономического кризиса, в отличие от экономического бума 1950-60-х, смягчившего поражения в Корее и во Вьетнаме.
Противоречия между империализмом и демократией крайне обострились. Демократическая оппозиция выросла, и полицейское государство стало куда более явным и целенаправленным. Империализм все больше опирается на сфабрикованные террористические заговоры, внешние и внутренние, чтобы добиться увеличения полномочий репрессивных органов и править с помощью декретов. Увещевания Белого дома остаются пустым звуком. Население все меньше и меньше доверяет своим руководителям и их оправданиям произвольных арестов, тотальной слежки и внесудебных расправ с американскими гражданами (и даже над их детьми).
Сегодня мы стакиваемся с долгосрочными, широкомасштабными угрозами, имманентно присущими имперским демократиям. Не из-за «внутренних противоречий», но из-за того, что рано или поздно имперские державы истощают себя в затяжной борьбе с антиимпериалистическими и национально-освободительными движениями. Только когда имперские войны начинают оказывать пагубное воздействие на большинство наемных работников, происходит разрыв между демократией и империализмом. Тогда, и только тогда демократические силы способны образовать движение, целью которого является создание демократической республики, отвергающей империю и основанной на социальной справедливости.
В настоящее время существует опасность того, что имперские структуры укоренились слишком глубоко, проникнув во все политически институты, пользуясь поддержкой огромного, всепроникающего полицейского аппарата, под названием Национальная безопасность. Возможно, потребуется мощное военно-политическое потрясение, чтобы зажечь пламя массового демократического восстания, необходимого для трансформации имперского полицейского государства в демократическую республику. Растущее чувство изоляции и бессилия влияет на правящий режим, сталкивающийся с военными поражениями за рубежом и углубляющимся экономическим кризисом дома. Опасность состоит в том, что накапливающиеся страхи и разочарования могут заставить Белый дом попытаться вернуть себе народное доверие, атаковав Иран под выдуманным предлогом. Американо-израильское нападение на Иран приведет к всемирной катастрофе. Иран может отомстить, и он будет мстить. Запылают нефтяные скважины Персидского залива. Жизненно важные морские пути будут заблокированы. Цены на нефть и газ подскочат до небес, что вызовет крах азиатской, европейской и американской экономики. Иранские войска вместе с их иракскими союзниками блокируют американский гарнизон в Багдаде. Афганистан, Пакистан и весь остальной исламский мир возьмутся за оружие. Американские силы будут сдаваться или отступать. Война разрушит американское казначейство. Дефицит бюджета окончательно выйдет из-под контроля. Безработица достигнет заоблачных высот. Такая последовательность событий вызовет массовое демократическое движение и, в борьбе с ним, распадающаяся, агонизирующая Империя потащит за собой в ад все человечество…
Оригинал находится на: http://petras.lahaine.org/?p=1877
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна