Лефт.Ру Версия
для печати
Версия для печати
Rambler's Top100

Илья Иоффе
Пролетарий – расправь плечи!
Коммунизм и современный мир

Идеология и практика коммунизма переживают сегодня нелегкие времена. С крушением 20 лет назад советского и восточноевропейского социализма левые силы вообще и коммунисты в частности потеряли ведущие позиции в мировой политике, утратили опору в массах и были вытеснены на дальнюю обочину идейно-культурной жизни своих стран. Углубляющийся кризис капитализма, вопреки ожиданиям многих, пока не привел к ренессансу коммунистической и социалистической идеологии, по крайней мере, в её ортодоксальном, марксистко-ленинском изводе. Особенно удручает то, что упадок, дробление и маргинализация левых движений происходят на фоне растущей неудовлетворенности широких народных масс своим положением, их горьким разочарованием в господствующем социально-экономическом порядке, который, самоуверенно объявив себя ещё совсем недавно «концом истории», оказался полным банкротом. В обществе растет спрос на альтернативное мироустройство. В отсутствии внятно сформулированной, как теоретически, так и практически, коммунистической альтернативы, все большим успехом пользуются различные мелкобуржуазные идеологии, а также религия.

Объективные противоречия капитализма, находящегося в своей последней, ультраимпериалистической фазе, постоянно обостряются, их число непрерывно растет, а сами они становятся все более сложными и запутанными. Ширящийся разрыв между гигантскими производительными силами, перешагнувшими уже то ли пятый, то ли шестой, то ли бог знает какой «технологический уклад», и архаичными производственными отношениями, основанными на пятисотлетней свежести догме «свободного рынка», который требует постоянного расширения и поэтому, якобы, должен быть как парашют, «открытым», создал принципиально новую историческую ситуацию. Если на более ранних стадиях своего развития человечество выходило из очередного тупика вслепую, положившись на стихийный ход событий – на господа Бога или на пресловутого «крота», шустро роющего в кромешных потемках новый, одному ему ведомо куда ведущий тоннель, то отныне полагаться на спонтанное, «само собой» снятие накопившихся противоречий рассчитывать не приходится. Кроты современные все сплошь механические, мощные, сделанные по последнему слову науки и техники, оснащенные высокотехнологичными навигационными системами. Дай такому рыть по его собственному произволу или доверь управлять им какой-нибудь «мировой закулисе» - глядишь, вместо тоннеля, выводящего на свет, выроет для всех огромную братскую могилу... Сегодня для выхода из исторического тупика требуется не только воля к новой жизни, не только желание справедливости и готовность к борьбе. Необходимо зрячее, разумное, согласованное, солидарное действие, основанное на научном понимании окружающей действительности. Такое понимание человечеству может дать только марксистская теория научного коммунизма. Однако, для того, чтобы народы смогли начать движение к коммунизму, эта теория должна овладеть сознанием масс, став материальной силой. Пока, как мы уже отметили, этого не происходит.

Глобальный финансово-экономический кризис всё больнее бьет по трудящимся. В имперском центре рабочие и средний класс лишаются завоеванных десятилетиями классовой борьбы и уступок крупной буржуазии социальных привилегий – почти гарантированного трудоустройства, высочайшего уровня потребления, доступного образования и здравоохранения. На периферии речь идет не об относительном, а об абсолютном обнищании пролетариата и крестьянства. Число голодающих на планете достигло уже миллиарда человек, почти все они проживают в развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки. Заметим, что для этих людей «оживление» мировой экономики и ослабление кризиса не принесет облегчения, т.к. цены на продовольствие на «свободных рынках», контролируемых правительствами имперских государств и крупнейшими сельхоз монополиями, немедленно начнут расти, и продукты питания станут ещё более недоступными. Здесь налицо антагонистическое противоречие империализма, вызванное неравным обменом между центром и периферией. В общем, хотя проблемы у трудящихся разных регионов сильно отличаются количественно, качественно они схожи, ибо порождены одной и той же общественной формацией и имеют одинаковую тенденцию к обострению. Похожа и реакция народных масс на ухудшение своего положения. Люди бастуют, выходят на демонстрации, устраивают бунты и революции, сбрасывают правившие десятки лет диктатуры. Каково место коммунистов (левых, социалистов) в этих бурных событиях?  

Череда ближневосточных революций не только кардинальным образом изменила облик стратегически важного региона, но и отозвалась гулким эхом по всему миру. Народные восстания в Египте, Тунисе, Йемене, нефтяных королевствах Залива напомнили правящим классам о том, что субъектом истории, её главной движущей силой, несмотря ни на что, остается простой народ. Название площади Тахрир стало именем нарицательным, оно на устах у участников массовых протестов повсюду – от демонстрантов и забастовщиков в странах южной Европы до дерзких «оккупантов» Уолл-стрит. Однако слабая политическая структурированность «арабской весны», её идеологическая неопределенность и размытость позволила прозападным, проимперским силам довольно быстро перегруппироваться и не только «стабилизировать» ситуацию, но и перейти к контрреволюции. На наш взгляд, одной из главных причин такого развития событий является отсутствие сильной левой, коммунистической компоненты в разношерстной компании ближневосточных революционеров, тон среди которых задают исламисты, националисты и умеренные либералы. Левое и рабочее движение в охваченных революциями арабских странах пока, к сожалению, вместо того, чтобы захватить инициативу и возглавить народную борьбу, заострив социальные и антиимпериалистические требования, плетется в хвосте событий.

Гораздо сильнее позиции левых сил в протестных движениях южной Европы – во Франции, Португалии, Испании, Италии, Греции. Тем не менее, и там, в большинстве случаев, требования и программы протестующих носят преимущественно оборонительный, социал-демократический, мелкобуржуазный характер, ограничиваясь защитой «завоеваний трудящихся» и не покушаясь на господствующую систему власти и собственности. Исключение составляет, пожалуй, лишь Греция, где позиции компартии, твердо стоящей на марксистско-ленинских принципах, очень сильны. Впрочем, Греция вообще страна уникальная, в которой, как известно, «всё есть». Помните у классика: «А коммунисты в Греции есть? Конечно, есть. В Греции все есть».    

Наиболее оптимистично с точки зрения лево-социалистической перспективы выглядит Латинская Америка. По мнению Джеймса Петраса, главное отличие латиноамериканской ситуации от положения дел в Западной Европе и Северной Америке состоит в том, что классовая борьба рабочих и среднего класса проходит в южноамериканских странах на фоне продолжающегося вот уже десятилетие экономического бума.[1] Латиноамериканские трудящиеся сражаются со своей буржуазией не за остатки постепенно исчезающих социальных благ, как это происходит в имперских державах, а за увеличение своей доли в растущем общенациональном пироге, требуя постоянного роста зарплат и расширения социальных гарантий. Петрас полагает, что в странах Латинской Америки классовая борьба является мотором общественного прогресса и носит не оборонительный, а наступательный характер. Позволим себе усомниться в такой оценке уважаемого и маститого левого публициста. Делать вывод о характере классовой борьбы пролетариата не из анализа идейно-политического содержания самой борьбы, а на основании темпов прироста капиталистической экономики – значит подменять историко-материалистический подход буржуазной экономической статистикой. Экономический рост почти всегда сопровождается улучшением благосостояния наемного труда, однако к наступательному или оборонительному характеру классовой борьбы трудящихся цифры роста ВВП или снижения уровня безработицы, сами по себе отрадные и греющие душу, прямого отношения не имеют. Чтобы определить, является ли пролетариат той или иной страны «атакующим классом», нужно ответить на два главных вопроса: 1. Ведёт ли он организованную и целенаправленную борьбу за власть с собственной и империалистической буржуазией? 2. Есть ли в его распоряжении достаточные для победы в этой борьбе идейно-политические и организационные ресурсы?

Из того, что нам известно о положении дел в Латинской Америке, а также из тех данных, которые приводит в своей статье Петрас, вряд ли может последовать утвердительный ответ на эти вопросы.   

Классовая борьба латиноамериканского пролетариата развивается в рамках пост-неолиберальных, буржуазно-демократических режимов, образовавшихся на обломках прогнивших, коррумпированных олигархических «электоральных  диктатур», не выдержавших кризиса конца-1990-х - начала 2000-х и вызванных им массовых народных выступлений. Большая часть этих режимов – левоцентристские, исповедующие идеологию «социализма 21-го века», своеобразный сплав антиимпериализма, боливарианского национализма, популизма и социал-демократии. Оплотом «социализма 21-го века» является чавесовская Венесуэла, в которой классовую основу власти составляет союз наемных работников, национального капитала и госбюрократии. Немаловажную роль в идеологии «социализма 21-го века» играет критика советской модели «реального социализма», как бюрократической, недемократической и потому нежизнеспособной. Возможно, что такая критика отчасти послужила катализатором последних событий на Кубе, где правящая бюрократия начала демонтаж централизованной социалистической экономики – процесс, сильно напоминающий горбачевские «реформы»…

Как видим, позиции коммунизма, даже, несмотря на заметный подъем по всему миру массовых антикапиталистических и антиимпериалистических движений и наличие в некоторых странах устойчивых левоцентристских и лево-националистических режимов, по-прежнему остаются слабы. Тому есть объективные исторические причины. Во-первых, сознание рабочего класса, даже в тех случаях, когда он якобы «наступает», все ещё остается в плену мелкобуржуазных заблуждений и предрассудков, таких как возможность «улучшения» существующей системы, «классовое сотрудничество» и «мирное сосуществование» с «прогрессивной» частью буржуазии в рамках сохраняющейся конфигурации отношений власти и собственности. В общем, пролетариат ни в одной крупной стране пока не осознал себя субъектом истории, полновластным хозяином своей судьбы, авангардом всех трудящихся – т.е. «классом для себя». Во-вторых, и это очень важно понимать, коммунистическая идея была крайне дискредитирована поражением СССР и восточноевропейского блока в Холодной войне, позорным предательством антисоветской партноменклатуры, совершившей капиталистическую контрреволюцию и превратившейся в паразитический класс, один из самых хищных и вредоносных в человеческой истории. Ликвидация номенклатурными предателями первого в мире социалистического государства оставила рабочих РФ и других  постсоветских республик полностью безоружными, разобщенными и деморализованными, перед лицом циничной, сплоченной, опирающейся на поддержку западного империализма новорусской буржуазии. За исключением, разве что, рабочих Казахстана, постсоветский пролетариат остается пассивным созерцателем, безгласным объектом чудовищных неолиберальных экспериментов, которые с безжалостным энтузиазмом проводят на захваченной территории бесконтрольные «хозяева жизни».  

Тем не менее, нынешняя бурная, изменчивая, смутная эпоха, вселяет в нас, сторонников коммунистической идеи, не только сомнения и отчаяние, но и надежду. Безраздельно господствующий на планете капитализм завел человечество в тупик, превратился в главное препятствие для его дальнейшего развития. Единственной альтернативой стремительно деградирующему буржуазно-империалистическому «новому мировому порядку» может стать только новое общество, основанное на принципах разумной свободы, равенства и справедливости. К строительству такого общества зовут людей коммунисты. Как это всегда случалось в истории, прогрессивным и гуманистическим идеям, воплощающим в себе универсальные морально-этические ценности, приходится пробиваться к людям сквозь частоколы предрассудков и лжи, нагромождаемых как чистосердечными ревнителями, так и наемными охранителями отживших своё общественных отношений. В кризисные моменты речи апологетов старого становятся все менее связными, аргументация все более абсурдной, надрывной и истеричной, а тотальное господство над средствами промывания мозгов обращается против них самих. Убедительное подтверждение тому – жалкая судьба современного антикоммунизма и подвизающихся на его ниве многочисленных инвалидов умственного труда.   

    

Бунтующие атланты и немощные кариатиды

В течение последней четверти прошлого века почти во всей Латинской Америке у власти находились правые и крайне правые диктатуры. Это были не только военные хунты, но и полувоенные, гражданские, даже квази-«демократические» режимы, которые объединяла проводимая ими проамериканская, неолиберальная экономическая политика, опиравшаяся на догму «открытых рынков» и «эффективности частной собственности». Результатом этого ультра-капиталистического эксперимента стали упущенные возможности развития («потерянные десятилетия»), колоссальный отток капиталов, упадок национальной промышленности, чудовищное социальное расслоение и, наконец, тяжелейший кризис, разразившийся в начале 2000-х. Однако в первое десятилетие нынешнего столетия Соединенные Штаты ослабили хватку над Южной Америкой, занявшись «борьбой с терроризмом» и «новым мировым порядком» на Ближнем Востоке. Это позволило таким странам, как Аргентина, Бразилия, Чили, Венесуэла и Боливия выскользнуть из железных объятий дяди Сэма и вернуться на путь самостоятельного развития основанного, на сей раз, в отличие от 1960-х годов, не на стратегии «замещения импорта», а на экспорте углеводородного и биологического сырья, доходы от которого шли на подъем местной индустрии, социальной сферы и программы сокращения бедности. В Венесуэле к этой политике добавилась широкая национализация и рабочий контроль. Возник т.н. «социализм 21-го века».

Однако не всем латиноамериканским странам удалось освободиться от имперского ярма. В Колумбии, Мексике, Гондурасе, на Гаити и в некоторых других местах власть находится у правых, поддерживаемых США. Важнейшим элементом американского влияния в этих странах является насаждение неолиберальной идеологии, культа «свободного рынка» и якобы открываемых им «неограниченных возможностей». В этом номере мы публикуем перевод статьи из «Лос-Анжелес Таймс», в которой рассказывается об университете Франциско Марокин в Гватемале, превращенного адептами крайне правых социально-экономических идей в центральноамериканский бастион либертарианства и антикоммунизма. В статье упоминается имя американской писательницы Айн Рэнд (1905-1982, иммигрантка из России, урожденная Алиса Зиновьевна Розенбаум) и название её культового романа «Атлант расправил плечи» (в оригинале «Atlas Shrugged», на некоторые другие языки название переводилось как «Бунт атлантов»). И такое упоминание не случайно. Без фигуры Айн Рэнд, без её романов и публицистики так же невозможно представить неолиберальную идеологию и мифологию, как и без эпохальных сочинений Фридриха Фон Хайека, Людвига Фон Мизеса или Мильтона Фридмана. Если трое последних выдающихся мужей – это мозг неолиберализма, то Рэнд – его душа и бешено бьющийся пульс. Творчество Айн Рэнд стало «Марсельезой» неолиберальной революции 1970-80-х, её гимном (один из романов Рэнд так и назывался – «Гимн»), а из рэндовской философии «объективизма» соткались мифы и иллюзии, которыми западный средний класс тешил себя все то время, пока крупный капитал старательно обчищал его карманы. На сегодняшний день идеи и образы героев Рэнд несколько пообносились и пообветшали, да и вся неолиберальная догма оказалась сильно дискредитированной. Тем не менее, по данным Википедии, ссылающейся в свою очередь на «Экономист» и «Нью-Йорк Таймс», продажи романов неистовой либертарианки резко выросли в связи с экономическим кризисом конца 2000-ых. В 2007 году рэндовский «Атлант» расправил свои плечи и в России, где, несмотря на довольно низкий художественный уровень и неприлично большой объем, нашел таки свою достойную читательскую аудиторию. 

Я как-то пытался прочитать это произведение, и, честно сознаюсь, осилить до конца сей внушительный фолиант стоило мне немалых усилий. Длиннющие диалоги и монологи, полные морализаторства и резонерствования, какой-то неживой, деревянный язык, ходульные, надуманные персонажи. Хотя к производственной тематике я отношусь в целом положительно, проблемы человека созидающего и обустраивающего свою среду обитания мне всегда были близки и понятны, но в данном случае, помимо весьма посредственного художественного уровня, «Атлант» отталкивал своим, как бы помягче выразиться, не самым новым и не самым гуманистическим мировоззренческим посылом. Посыл этот, насколько я понял, заключался в том, что все человечество делится на серое подавляющее большинство и крошечное творческое, изобретательное и предприимчивое меньшинство, радениями и стараниями которого существуют и здравствуют производство, экономика, наука и культура. Подобно античным богатырям, атлантам, эти немногие гении держат на своих крепких и накачанных плечах всю нашу хрупкую современную цивилизацию. Совершенно естественным («объективным») образом способности этого драгоценного меньшинства творить и созидать намертво привязаны к - угадаем с первого раза к чему…, правильно: к волшебной силе денег, бизнесу и свободному рынку. Как только злобное государство начинает гонения на рыночные отношения, пытаясь «все отнять и поделить», несчастным атлантам приходится туго, они страдают, задыхаясь от ущемлений мелкого, среднего и крупного бизнеса, и, в конце концов, отказываются от благородной миссии по подпиранию своим мощным туловом сего бренного мира – т.е. «расправляют плечи». Бунтуют, значит. Соответственно, лишившись надежной опоры, планета погружается в хаос и мрак, а её производительные силы безнадежно деградируют, почти как в суверенно-демократической РФ. В общем, такая вот получается принеприятнейшая петрушка.

Как видим, идея романа действительно далека от оригинальности. Сказка об «избранном» меньшинстве, выдающемся муже, герое, спасающем грешное человечество, стара как мир. Её на все лады рассказывали, начиная с древнейших времен, склоняли так и сяк, в том числе и в угоду сильным мира сего. Капитализм превосходно освоил этот миф – по сей день индустрия массовой культуры беспрерывно пичкает обалдевших от восторга рядовых граждан всевозможными «историями успеха», взлетами и падениями многочисленных «звезд бизнеса», «лидеров нации», «гениев всех времен и народов», «эффективных менеджеров», суперменов и т.п. Ленин когда-то высказался по этому поводу:

«Буржуазные писатели исписали и исписывают горы бумаги, воспевая конкуренцию, частную предприимчивость и прочие великолепные доблести и прелести капиталистов и капиталистического порядка»

Впрочем, думаю, Ильич бы немало изумился, доведись ему увидеть те неимоверные «горы бумаги», которые извела Айн Рэнд на воспевание триумфов и трагедий, «великолепных доблестей и прелестей» милых её сердцу атлантов капиталистического порядка…

Домучив роман до конца, я отложил толстенную книжищу в сторону, чтобы поскорее о ней забыть… Но, как часто бывает, она самым неожиданным образом вернулась ко мне бумерангом, а вместе с ней и всё богатое и своеобразное творческое наследие Айн Рэнд.  

Всеобъемлющий кризис либеральной идеологии вызывает у некоторых её апологетов стремление если не обновить либерализм (что в нынешней ситуации представляется архисложной задачей), то хотя бы по возможности защитить его «вековые устои», «отмазав» либеральную догму от наиболее одиозных воспевателей и сомнительных попутчиков. К последним «умеренные» буржуазные идеологи склонны относить рыночную «экстремистку», неистовую либертарианку Рэнд. В самом деле, в то время как всё здание современного капитализма шатается и, подобно башням ВТЦ, грозит обвалиться на головы его обитателей, накрыв обломками всех, независимо от толщины чековой книжки, гимны, баллады и серенады бескорыстных менестрелей «невидимой руки» выглядят не совсем уместно -  чем-то вроде концерта виртуозов шансона у кровати тяжелобольного. Не до жиру нынче, господа, не до ваших духоподъемных героических опусов. Посмотрите, что вокруг творится. К чему раздражать публику? Потише надо вести себя, поскромнее…

И вот, проникшись всей серьезностью момента, литературно-философская братия, к штыку приравнявшая перо, засучив рукава и поплевав на натруженные ладони, берется за работу. Иногда из-под пера-штыка выходят очень даже небезынтересные творения. Как то, к примеру, статья-исследование популярного профессора социологии из Мичиганского университета Владимира Шляпентоха, под длинным и шибко научным названием «Деконструкция философии Айн Рэнд: её марксистские и большевистские корни (в связи с публикацией её романов в России)».[2]  Название, согласитесь, весьма и весьма эффектное. Бьет на повал. Даже у самых продвинутых знатоков антикоммунизма, съевших на нем не одну протухшую собаку, от такого начала глаза на  лоб вылезут. Много чего «хорошего» выводили за последнее столетие из марксизма и большевизма их заклятые ненавистники, на самые разнообразные гадости и безобразия выписывали социалистам и коммунистам фальшивые «авторские свидетельства». Тут и фашизм, и нацизм с «антисемитизмом», и концлагеря с голодоморами, и гонка вооружений, и империализм, и полно всего остального. Совершенное владение неблагодарным ремеслом перекладывания с больной головы на здоровую – одно из основных требований, предъявляемых буржуазными хозяевами к своей идейно-культурной обслуге. Всё это, повторюсь, мы уже неоднократно проходили, со всем этим, или почти со всем, научились обходиться по-свойски. Но приписать марксистам и большевикам первородство в деле поэтического воспевания «доблестей и прелестей» дикого капитализма, мудрости «невидимой руки», созидающей силы денежного мешка и т.п. реакционнейшей чуши – такого лично мне, по крайне мере, встречать ещё не приходилось. Тут попахивает очень крупной «инновацией», эпохальным философским прорывом, поистине революционным открытием в многотрудной и почетной сфере «борьбы с большевистской и коммунистической заразой». Автору потрясающего открытия можно уже примерять фрак и хотя бы мысленно набрасывать основные пункты нобелевской речи…

Итак, «Деконструкция…». Словцо, правда, за версту отдает постмодернизмом, однако профессор Шляпентох с самого начала берет быка за рога, давая понять читателю, что перед ним не какая-то там спекулятивная болтовня обо всем и ни о чем, а строгое литературно-социологическое исследования, выстроенное по всем канонам классической науки. Как и положено в ученом мире, Шляпентох сперва выдвигает гипотезу, а затем приступает к её доказательству. Он пишет:

«Рэнд получила известность как самый горячий сторонник капитализма и невмешательства государства в жизнь общества, и, конечно, как яростный апологет индивидуализма и враг коллективизма

И продолжает:

«Я попробую доказать, что господствующее мнение о том, что Рэнд была горячим сторонником либерального капитализма, ложно

Я также попробую показать, что оригинальность мировоззрения Айн Рэнд преувеличена, и что многим своим идеям она обязана Марксу, а также практике и идеологии русских большевиков.»  

Как видим, всё чин-чинарем, по научному. Дано, доказать… Помните как в начальной школе:

«Дано: Марья Федоровна лезет в окно.

Допустим: мы её не пустим.

Доказать: как она будет вылезать.»

Мичиганский профессор социологии на глазах у изумленной публики берется опровергнуть господствующие заблуждения и пропихнуть Айн Рэнд вместе с её ультралиберальными  взглядами и сочинениями в окно марксизма и «русского большевизма». Он использует два метода доказательства. Первый, общеизвестный метод – «от противного». Шляпентох напоминает, что творчество Рэнд было неизвестно в СССР и считает это обстоятельство «интересным фактом». Чем же интересным? А тем, что, по его мнению, Запад сознательно не желал распространять рэндовские книги в стране Советов через самиздат. Почему не желал? Вот почему:

«Те западные интеллектуалы, враги советской системы, которые снабжали нас(!) книгами, вряд ли были поклонниками Рэнд. Как теперь мне стало ясно, даже те, кто читал ее в юности, не считали, что книги Рэнд помогут бороться с тоталитарным режимом.» 

Отметим уважительное, я бы даже сказал трепетное отношение бывшего советского ученого к своим идейно-духовным менторам – «западным интеллектуалам, врагам советской системы». Разумеется, эти высоколобые, благородные мужи не могли просто так взять и забыть включить некое произведение в реестр книг, полезных для святого дела борьбы с «тоталитарным режимом». У них наверняка были глубокие соображения на сей счет. Очевидно, они проанализировали содержание романов Рэнд и обнаружили в них не только посредственный литературный уровень, не только отсутствие какой-либо внятной связи с советской действительностью, но, и это главное – зловредный вирус марксизма и русского большевизма. Как можно было растлевать подобной продукцией чистые души «нас»  - т.е. «борцов с тоталитаризмом»?   

Второй метод доказательства, оригинальный, видимо изобретенный на досуге профессором лично, а может и кем-то из его аспирантов, сводится к следующему: берутся все известные (а заодно и выдуманные самим исследователем) свойства сравниваемых предметов и сопоставляются друг с другом. Из полученных там и сям совпадений делается вывод о сущностном сходстве рассматриваемых предметов. В нашем случае эта прорывная технология означает, например, что раз «Рэнд выступает в своих произведениях как материалистка, ничем не уступая в этом отношении Марксу», то первое увесистое «доказательство» скрытого марксизма и русского большевизма Рэнд уже найдено и на табло загорелось 1-0 в «нашу» пользу. Далее следует убийственное по своей глубине умозаключение профессора о том, что «Сложный механизм формирования представлений о мире глубоко чужд Рэнд, создателю философии объективизма, как и многим ортодоксальным марксистам». Тут авторитетный социолог точно знает, о чем говорит, ибо сам обладает необычайно «сложным механизмом формирования представлений о мире» - г-н Шляпентох симпатизирует мистицизму, попрекает Рэнд и марксистов их позорным, примитивным атеизмом, а ведь мистика и религия, как известно, есть синонимы всяческой сложности, утонченности и изощренности ума. Таким образом, счет уже то ли 2-0, то ли 3-0, это зависит от того, насколько судьи способны оценить степень сложности мировосприятия мичиганского интеллектуала. Дальше оказывается, что Рэнд «в своих романах и других публикациях выступала как поклонница разума». Тем же грешили Маркс, Энгельс, Ленин и их последователи. Поскольку в окружении профессора Шляпентоха принято при одном упоминании слова «разум» брезгливо морщиться, а то и тянуться к кобуре (надеемся, что лишь воображаемой), то, следовательно, к вредным идеям марксизма и русского большевизма ни профессор, ни его ученики никаким боком касательства не имеют, в отличие от Айн Рэнд. Что и требовалось доказать. Счет становится 4-0 в «нашу» пользу. В воздухе запахло разгромом. Трибуны неистовствуют. Противник повержен и слезно умоляет прекратить матч досрочно. Но «нас» жалостью не проймешь. Мичиган слезам не верит. Мы пользуемся удачным моментом для того, чтобы раз и навсегда добить супостата. Что скажете, коллеги, об экономических взглядах Рэнд? О-о-о! Мы с вами знаем, что эти взгляды были донельзя наивны. Она, ха-ха-ха, воспевала деньги, считала их «средством выживания» и «барометром состояния общества». У кого она нахваталась всей этой собачьей чуши? Конечно у Маркса с большевиками, у кого же ещё! Ведь «Маркс вошел в историю обыденного сознания как мыслитель, который настаивал на том, что в современном ему капиталистическом обществе жажда наживы является главным стимулом деятельности людей во всех сферах жизни, включая отношения между мужчиной и женщиной». И этого мало. Не будем забывать, что «Человеческой жадности принадлежат самые яркие строки в «Коммунистическом манифесте»». Вы слышите, коллеги – «самые яркие»! Этот самый пресловутый манифест вообще изначально назывался не «коммунистический», а «Манифест жадности». Это потом уже «русские большевики» его переименовали в «Коммунистический», чтобы охмурять несчастный народ. Таким образом, мы заколотили опустившему руки сопернику ещё парочку-троечку мячей. И все вратарю между ног – так то! Каков там счетец, а, судья, табло не перегорело ещё от напряжения? Поехали дальше. Вы думали, мы на этом прервемся? И не надейтесь! Show must go on! Что там ваша Рэнд думала о роли труда в жизни общества? Она «считала труд, производство и творчество основами жизни общества». Во дурочка, а? У нас в Мичигане и его окрестностях уже давно так не считают. Основа жизни общества состоит из сложных, утонченных штуковин, таких как религия, мистика, благотворительность, любовь к ближнему. Футбола американского, наконец. Но труд? Откуда набралась талантливая иммигрантка из России этого бреда? Откуда, откуда – от Маркса с большевиками, естественно. Ведь «Маркс написал немало строк, превозносящих дух капитализма и предпринимательства». Как посмел, гад? А большевички? Вы только посмотрите, они таки создали целую литературу, «в которой поэтизировался творческий труд»! А герои советских произведений, таких как «Конвейер» Ильина или «День второй» Эренбурга «являются прямыми аналогами воспевания творчества в «Источнике» и «Атланте»». Это просто потрясающе! Знаете, иногда в голову закрадывается подозрение, уж не действовала ли под псевдонимом Айн Рэнд какая-нибудь Мариэтта Шагинян? Впрочем, пока нет ещё достаточно «доказательств» для этой смелой гипотезы. Подождем-с…     

Аналогичным бравым, спортивно-кавалерийским штурмом профессор Шляпентох расправляется и с большевистскими корнями творчества Рэнд. Здесь, в отличие от вскрытия корней марксистских, дело не ограничивается гениальными теоретическими, философскими и литературоведческими озарениями. На сцене появляется Её Величество История, правда с некоторыми отсылками к фрейдизму. «Взгляды Рэнд формировались под влиянием большевизма, его идеологии и практики» - рубит с плеча наш социолог. С присущей ему «сложностью мировосприятия» Шляпентох препарирует советский период жизни Алисы Розенбаум. Он категорически отвергает «общепринятое мнение», что советский опыт якобы привил Рэнд на веки вечные ненависть к «коллективизму и тоталитарному государству». «Это» - считает он – «является сильным упрощением». Ну, ещё бы не являлось! Истинная наука, мы знаем – враг всякого упрощения. Простота хуже воровства в особо крупных размерах. Настоящий ученый при одном её виде сразу приходит в негодование и, не медля ни секунды, пускает в ход грозное оружие «деконструкции». Это только безнадежные простаки могут верить в существование каких-то дурацких «классовых интересов», что-то там бубнить про «классовую борьбу», высасывать из пальца всякие «противоречия». Скучная проза, примитивщина сплошная… В реальной жизни все очень сложно. Молекулярная химия рулит и разруливает. Человек, существуя в определенной среде, сложным и запутанным образом впитывает в себя окружающий мир и, затем, всю оставшуюся жизнь проживается тем, что впитал. Так, в нашем случае, «идеология революции, большевистская идеология и практика и, конечно, марксизм (вряд ли и в Америке она могла избежать прямого соприкосновения с марксистскими радикалами) глубоко вошли в ткань творчества Рэнд (Нечто подобное произошло со многими эмигрантами всех трех волн из России: приехав на Запад с ненавистью к тоталитаризму, они сохранили на всю жизнь приверженность к ряду догм той идеологии, которую презирали. Ряд социологических опросов, как беженцев 1950-х гг., так и эмигрантов 1970-х гг., это убедительно показывают.)».

В общем, место рождения определяет сознание. Точнее, подсознание. И хочется человеку изжить «презираемую идеологию», ан нет – не можется. Разумеется, если речь не идет о таких гигантах духа и мысли как наш мичиганский светоч социологии. У этих несгибаемых и развитых натур все прекрасно изживается и преодолевается, в каком бы возрасте они не драпанули из Империи зла. Но Рэнд, несмотря на весь свой великий талант, к этой категории сверхлюдей, атлантов и кариатид свободы и демократии, к сожалению не относилась. Проклятая идеология революции, омерзительный большевизм, тоталитаризм  - все эти гадости насквозь пропитали ей подкорку, въелись в неё будто вонючий нафталин в норковую шубу. Оказавшись в «свободном мире» и заделавшись сладкоголосой певицей либеральных свобод, она, тем не менее, на подсознательном уровне продолжала распространять вокруг себя заразу марксизма, большевизма, коллективизма и тоталитаризма. Доказательства? Им несть числа…

Вот глядите: Рэнд «последовательно выступает против сочувствия и оказания помощи людям, не способствующим «промышленному производству»». У кого она этому научилась? Скажете, у Ницше, Спенсера, у социал-дарвинистов? Ничего подобного. Только у большевиков могла она это подхватить. Обучаясь вместе с сестрой Набокова в женской гимназии М.Н. Стоюниной, а затем продолжая свое большевистское образование в Петроградском университете. Правда, источники утверждают, что, изучая в этом ВУЗе социальную педагогику, юная Айн Рэнд подпала под влияние идей Фридриха Ницше. Но это слишком простое объяснение, примитивизация, достойная, разве что, ортодоксальных марксистов. На самом деле важно то, что оккупировало подсознание пациентки. А в подсознании прочно засел большевизм. С его «безжалостностью к людям», «отрицанием сострадания», презрением к «слезинке ребенка». Ведь только посмотрите, оказывается профессора Шляпентоха ещё совсем маленьким ребенком, аж 5 ноября 1936 года, звери-большевики заставляли вступать в пионеры, произносить при этом людоедскую клятву, где «центральное место занимало обещание быть «беспощадным» к врагам революции»! «Центральное место» - точь-в-точь как жадность в «Манифесте»! Стоит ли после всего этого удивляться тому, что «Такая же ненависть к слабым переполняет романы Рэнд»? Правда, красный галстук ей вроде бы насильно не повязывали, клясться на крови врагов народа не принуждали, но воздух то, но атмосфера…

Таким образом, запустив на полный ход свой необъятный картезианский продукт, комбинирующий все со всем, Шляпентох убедительно «доказывает» сходство воззрений большевиков-марксистов и Айн Рэнд на тысячу и один аспект человеческой жизнедеятельности – от государства, любви, дружбы, секса и отношения к смерти до разведения домашних животных и игры в очко. Проделав всю эту грандиозную работу, утерев пот со лба, почтенный социолог пускается в морализаторство. Он упрекает Рэнд в недооценке протестантской этики, полном непонимании «важности поиска эффективного соотношения рынка и государства в обществе» и даже в издевательстве над неким «государственным оборонительным проектом» (как посмела?!), подозрительно напоминающим Манхэттенский проект, «необходимый для спасения западной цивилизации» (хорошо, что Шляпентох не преподает в Японии). Выходит, не прошла Рэнд социологический тест на патриотизм и любовь к самой передовой цивилизации. Да и был ли шанс пройти, если она, (о, ужас!), «отождествляла любое государство с тоталитаризмом и не проводила никаких различий между деятельностью государства в Америке и советским государством». В обличительном раже мичиганский профессор зачем-то припомнил давно забытую перестроечную «экономистку» Ларису Пияшеву, которая, говорит, предлагала изгнать государство из «охраны порядка»…

Вменяемый читатель, знакомящийся с исследованием Шляпентоха, мужественно прошагав через всю тьму тьмущую спекуляций и передергиваний, посредством которых марксистского ежа немилосердно скрещивают с либертарианским ужом, упершись ближе к концу в совсем уж дикие притягивания за уши взглядов Рэнд и большевиков на вождизм и забастовки, воскликнет: «Доколе! Да за кого нас тут держат?». На каком-то этапе нить профессорской аргументации безнадежно теряется, полностью растворяясь в абсурде его странной «деконструкции». Карточный домик из «научных доказательств» рушится. Несчастная учительница Марья Федоровна шумно и неуклюже, под ехидный хохот злых учеников валится с подоконника на пол, увлекая за собой кинопроектор с цветочными горшками. Зрители с негодованием обнаруживают, что им показали не захватывающий матч с упорной борьбой и обилием голов, а бездарный, скверно отрежессированный договорняк. Они топают ногами, свистят и требуют назад свои деньги, которые, что бы там не говорили некоторые безмерно человеколюбивые обществоведы, по-прежнему остаются «средством выживания» и «барометром состояния общества». Покуда жив капитализм…

Признаюсь, мне редко когда доводилось встречать столь унылую, безалаберную и комичную антикоммунистическую халтуру, каковой является «Деконструкция философии Айн Рэнд» Владимира Эммануиловича Шляпентоха. Стыдно и обидно за престарелого профессора. Искренне жаль его учеников и почитателей. Не стоило ему браться за критику Айн Рэнд. Уверен, что куда успешнее и читабельнее удалась бы ему не критика а, как раз наоборот, апологетика её философии. По той простой причине, что его собственное мировоззрение вполне себе родственно идеям ультра-капитализма и социал-дарвинизма. В августе сего года радио «Свобода» попросило Шляпентоха высказаться о произошедших тогда волнениях в Лондоне и других крупных города Англии. Вот некоторые из его оценок тех бурных и драматических событий: [3]      

«если выражаться не очень политически корректно (об этом, между прочим, говорил и Кэмерон), государство оказалось в известной степени жертвой либеральных разговоров о том, что общество виновато перед преступниками, общество виновато перед молодыми людьми. Такая идеология виновности государства чрезвычайно, как мы видим, опасна для выживания общества…..

британские события вновь поставили под сомнение способность западного мира поддерживать тот высокий уровень социальных программ, который там сложился. Америка явно не в состоянии делать это, не говоря уж о Греции или об Испании. Западный мир стоит перед страшной проблемой: он дал обещание поддерживать убогих, бедных, эмигрантов, но средств на это у него нет. Как Запад будет решать эти задачи (как, впрочем, и Россия), не ясно

Очевидно, что перед нами типичный современный неолиберал, антисоциалист и антикоммунист, единомышленник Кэмерона, Саркози и Маккейна. Чем он так уж отличается от критикуемой им Рэнд? Тем, что любит буржуазное государство, «правовое и сильное»? Да, он не романтик мифических рыночных свобод, он жесткий прагматик, признающий необходимость государства, главной задачей которого является не «поддержка убогих», а держание их в узде, беспощадное подавление любой их попытки восстать, охрана привилегий имущих классов. Посмотрите, каким высокомерием, каким презрением к «нищим духом» исполнен  «неполиткорректный» язык социолога, как легко бросает он по адресу незнакомых ему, «абстрактных» людей уничижительное словцо – «убогие»! На себя посмотри в зеркало, господин хороший…

Даже в далекую старину просвещенные люди чувствовали и выражались тоньше и гуманнее, умели не «анализировать» и «деконструировать», а мыслить и сострадать, как тот поэт-романтик: «Их рок обременил убожества цепями, Их гений строгою нуждою умерщвлен». Что ж, такая у нас нынче на дворе социология с политологией…

Однако вернемся к философии Айн Рэнд, только что, на наших глазах пережившей уникальный сеанс «деконструкции» и оставшейся после него живой и невредимой. Корни её, разумеется, никак не связаны ни с марксизмом, ни с большевизмом. Литературное и философское творчество Рэнд представляет собой критику монополистического капитализма, но, в отличие от марксизма, критику реакционную, ведущуюся не с левых, а с крайне правых позиций. В этом оно, безусловно, близко фашизму. Только это фашизм не кровно-почвенный и не национально-расовый, а фундаменталистско-либеральный.

    

Идеология либерализма (что видно и из его названия) изначально несла в себе универсальный призыв к освобождению человека. Конкретно-историческое содержание этого призыва, его социально-экономическое воплощение сводилось к отмене феодальных, сословных и цеховых привилегий и переход к отношениям, основанным на свободной конкуренции формально равных между собой собственников. Реальная свобода личности, таким образом, оказывалась в прямой зависимости от имеющихся в её распоряжении материальных и финансовых ресурсов. Возникло буржуазное общество, с его принципиально новыми критериями разделения людей на свободных и несвободных, власть имущих и безвластных, а также с иной логикой формирования и наполнения содержанием институтов власти и собственности. Если для неимущего пролетария равноправие сводилось к праву свободно продавать свою рабсилу на рынке труда, то собственник-буржуа обретал невиданный никогда прежде набор прав и свобод, включая возможность беспрепятственно выражать свое мнение и избирать себя и своих собратьев по классу во власть, т.е. осуществлять свою диктатуру над рабочими и крестьянами. Однако объективные законы капиталистического способа производства, такие как закон концентрации капитала и перехода конкуренции в монополию, приводили к постоянному разорению и обеднению значительной доли буржуазии, к её пролетаризации, а, стало быть, и к утрате ею либеральных свобод, по сути своей являвшимися ни чем иным, как классовыми привилегиями. Власть и богатство постепенно оказывались в руках немногих «избранных», возникал монополистический капитализм, превращавший жизнь огромного большинства граждан, в том числе и мелких собственников, в жесточайшую диктатуру. Такие качества, как предприимчивость, смелость, личная инициатива и творчество, прекрасно работавшие на человека и его свободу при мелкотоварном производстве, в эпоху крупных, акционированных монополий оказались полностью невостребованными. И, наоборот, послушание, конформизм, готовность прислуживать и исполнять приказания сильного и властного начальника, вновь, как и во времена рабовладения, как и во времена феодализма, стали «ключом к успеху» и залогом выживания для простого люда. Казалось бы, парадокс: избавление человека от конкуренции, от необходимости драться со своим ближним за место под солнцем, должно было бы стать величайшим благом, оно могло изменить целиком всю природу человеческих отношений в лучшую, более гуманную сторону. Тем не менее, этого не произошло. Напротив, люди в своем большинстве ощущали себя полностью утратившими контроль над собственной жизнью, без остатка порабощенными огромным безличным молохом, действующим по своим особым, «объективным» правилам и законам, недоступным их пониманию. Так отзывалось на жизни людей главное противоречие капитализма – противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения. Монополия, не будучи обобществлена, т.е. присваивая труд огромных масс наемных работников, оставаясь при этом в полном распоряжении незначительно меньшинства, несла громадному большинству закабаление и отчуждение, невозможность раскрытия способностей и подавление творческой энергии.

Мощный удар по провозглашенным буржуазными революциями индивидуальным свободам был нанесен возникновением и укреплением национального государства. Здесь проявил себя ещё одни объективный закон капитализма – закон постоянного расширения производства. Быстро увеличивавшийся объем производимых товаров требовал новых рынков сбыта. Появился империализм и колониализм. Для осуществления империалистической политики, а также для защиты внутренних рынков от покушений извне понадобились сильная армия и разветвленный бюрократический аппарат. Завещанное либеральными мыслителями на заре эпохи капиталистических отношений минимальное государство с куцыми функциями «ночного сторожа» (хотя даже его они страшились и называли «Левиафаном»), следящего за соблюдением норм буржуазного права, кануло в лету. Таким образом, надежды на человеческое освобождение в рамках буржуазного либерализма и мелкотоварного производства оказались расплющены между молотом сильного, милитаризирующегося государства и наковальней ненасытных, всемогущих монополий.

Беспощадно подавленный бурно развивающимся монополистическим капитализмом инстинкт свободы сублимировался в общественном сознании, главным образом мелкой и средней буржуазии, с одной стороны в воинственный, агрессивный национализм, а с другой стороны рождал богатую мифологию «сильной личности», героя-одиночки, противостоящего закосневшему в предрассудках обществу, умудряющемуся вопреки диктату покорной серой массы творить, изобретать, совершать смелые, неординарные поступки. Западная философско-литературная мысль конца 19-го – начала 20-го века проросла анархизмом, ницшеанством, социал-дарвинизмом, широким спектром расовых теорий. Среди европейского пролетариата все большее распространение получали идеи марксизма, научного коммунизма, гласившие, что единственный путь освобождения человечества лежит не через действия разрозненных индивидуумов или истребительную войну народов друг с другом, а через классовую борьбу рабочих против угнетателей, против господства буржуазии, с её государством, идеологией и общественными институтами.

Противостояние различных видов буржуазной мифологии свободы с идеей всеобщего освобождения человечества посредством классовой борьбы за социализм и коммунизм наполнило содержанием почти всю идейно-культурную жизнь 20-го столетия. Чаша весов в этом противостоянии колебалась в зависимости от соотношения классовых сил – как внутри ведущих капстран, так и на международной арене, где разворачивалась антиимпериалистическая и антиколониальная борьба угнетенных народов. Русская революция 1917 года коренным образом изменила положение вещей, резко усилив позиции пролетариата и союзных ему слоев трудящихся. Великая депрессия, охватившая западный мир в 1920-30 годах,  а также страх перед успешно развивавшимся СССР заставили капитал искать новые пути и способы взаимодействия с наемным трудом. В некоторых странах к власти пришел фашизм, взявший на вооружение идею «освобождения» и возвышения одной «избранной» нации за счет порабощения и истребления других, «неполноценных» наций и народностей. В других странах классовое сотрудничество основывалось на иных, прогрессивных принципах, включавших элементы социализма и перераспределения ресурсов в пользу трудящихся. Ярким примером подобного подхода был т.н. «Новый курс», введенный президентом США Ф.Д. Рузвельтом. Он предусматривал такие меры, как программы трудоустройства безработных, введение социального страхования, активное государственное вмешательство в экономику и финансовое регулирование. Набор буржуазных прав и свобод пополнился социально-экономическими правами, такими как «свобода от нужды». Классический капитализм, тот, в котором пролетарию нечего было терять кроме своих цепей, уходил в прошлое. Ему на смену пришел государственно-монополистический капитализм, с его консолидированным «обществом двух третей», значительным сокращением неравенства в доходах населения и разросшимся «средним классом».

Эта модель достигла своего наибольшего расцвета на волне послевоенного экономического бума – в 1950-60-х годах. Ей удалось на время сгладить основные противоречия капитализма и создать иллюзию долговременного бескризисного роста. Тем не менее, главные приметы капиталистического строя, такие как производство ради прибыли, всевластие монополий, наемный труд, и порождаемые ими классовые антагонизмы никуда не исчезали. Несмотря на существенное улучшение своего материального положения, на невиданный в истории уровень потребления при относительно низкой безработице, западные трудящиеся продолжали ощущать себя зависимым, безвластным придатком господствующей системы производственных отношений. С другой стороны, росло недовольство крупной буржуазии, вынужденной делиться огромной частью своих прибылей с государством и наемными работниками.

Именно в этот период небывалого расцвета государственно-монополистического капитализма стала обретать все большую силу его критика с позиций рыночно-либерального фундаментализма. Экономический аспект этой критики состоял в систематическом обличении господствовавшей тогда кейнсианской теории, с её постулатами государственного регулирования и «поощрения совокупного спроса». Ведущие неолиберальные экономисты – представители «австрийской школы» Фон Хайек, Фон Мизес и другие – утверждали, что попытки государства активно вмешиваться в экономическую жизнь ведут к сковыванию частной инициативы, являющейся локомотивом развития человеческой цивилизации, подрывают эффективность труда и неизбежно ведут к перерождению капитализма в «социалистическое рабство» (Главная работа Фон Хайека так и называлась – «Дорога к рабству»).    

Помимо экономического аспекта, неолиберальная критика госкапитализма содержала и морально-этический посыл. Он состоял в беспощадном обличении диктатуры всесильного государства, которое якобы потакает слабым, «нищим духом», неэффективным и ленивым и ущемляет сильных духом, знающих, инициативных, умелых – тех самых немногочисленных избранных судьбой творцов и созидателей, на счет талантов и энергии которых существует все остальное человечество. Сторонники неолиберального реванша и не пытались скрывать классовую принадлежность «избранных» спасителей человечества к крупному капиталу. Одно из самых «забойных» эссе Айн Рэнд недвусмысленно утверждало в своем названии: «Большой бизнес – преследуемое меньшинство американского общества»[4]. «Бизнесмены - это единственная категория людей, отличающая капитализм и американский образ жизни от тоталитарного этатизма, который постепенно подминает под себя весь остальной мир» - заявляла Рэнд.  И делала следующий вывод:

«Бизнесмены - символ свободного общества, символ Америки. Если они погибнут, в тот миг, когда они погибнут, с ними погибнет цивилизация. Но если вы хотите бороться за свободу, вы должны начать с борьбы за ее обойденных наградами, непризнанных, негласных, но лучших представителей - американских бизнесменов.»  

Столь откровенная, страстная, яростная апологетика крупной буржуазии была по тем временам не в большой моде даже в Соединенных Штатах, где, как известно, ценности индивидуальной свободы и предпринимательства всегда имели очень крепкие корни. В своих романах Рэнд последовательно развивала идею бизнеса как гаранта свободы и прогресса, создавая образы «символов свободного общества» - капиталистов-«атлантов», несущих на своих могучих плечах всё здание современной цивилизации.

В 1970-80 годы кейнсианская модель стала давать серьезные сбои, фаза экономического роста сменилась упадком, наступил очередной кризис капиталистического перепроизводства. В этот исторический момент крупной буржуазии удалось перехватить инициативу. «Атланты» расправили плечи, совершив неолиберальную революцию и сбросив с себя обременительный груз социальных обязательств, оставляя все меньшую и меньшую долю своей прибыли «сирым и убогим» пролетариям.

Решающим фактором, обусловившим безоговорочную победу неолиберального поворота конца 20-го века, стал крах советского и восточноевропейского «реального социализма». Правящая в СССР партийно-государственная бюрократия, совершив невиданное в истории предательство, организовала и возглавила антисоветскую, антикоммунистическую контрреволюцию, захватив в свои руки народно-государственную собственность. Партийно-комсомольские воры и оборотни стали новой постсоветской буржуазией, «элитой» – «атлантами» грабежа, разбоя и геноцида собственного народа. Западный капитализм получил в своё распоряжение громадные ресурсы, экспроприированные у побежденного советского пролетариата. Идеология хищничества, жадности, эгоизма, неолиберальная догма в её самых отвратительных, самых аморальных, самых экстремистских изводах обрела безраздельное господство над умами и сердцами порабощенных советских людей.

Принесла ли неолиберальная революция долгожданную свободу если не рабочим, то хотя бы «среднему классу» богатейших западных держав? Конечно, нет. Наоборот, утратив значительную часть социальных благ, трудящиеся во всем мире, в том числе и на Западе, оказались жертвами жесточайшей диктатуры, циничной эксплуатации со стороны финансовой, сырьевой, «высокотехнологической» и прочей олигархии. Круг свобод, завоеванных годами, столетиями тяжелой и упорной классовой борьбы, постоянно сужается. Все больше и больше людей на планете проникаются отчаянием и безысходностью от ощущения того, что от них ничего ровным счетом не зависит, что все за них решает узкая группа «избранных» богатеев и обслуживающих их тупую, алчную и злую волю политических марионеток, драпирующихся в аляповатые карнавальные костюмы фальшивой «электоральной демократии».  

Усиление роли «свободного рынка», приватизация, коммодификация, обращение в товар всего что движется и не движется – все эти людоедские шаги захвативших неограниченную власть транснациональных монополий никоим образом не могли привести к облегчению жизни простого человека, к его освобождению. Буржуазное государство, сняв с себя львиную долю социальных обязательств, вовсе и не думало, следуя рецептам неолиберальных идеологов, «уменьшаться» или, тем более, ликвидироваться. Оно стало гораздо более репрессивным, бюрократизированным, превратившись в орудие агрессии империалистов-неоконсерваторов против непокорных режимов в странах третьего мира.  Оно повело широкое наступление на политические и гражданские права, развязав лживую кампанию «борьбы с терроризмом».

Но история не знает одностороннего, равномерного и прямолинейного движения. Её законы диалектичны, они обуславливают приливы и отливы, подъемы и спады, обидные, унизительные возвраты к давно пройденному и триумфальные прорывы в светлое будущее. Период реакции не может длиться вечно. Победивший империализм, охвативший своей всесильной, тоталитарной диктатурой почти все уголки планеты, до предела обнажил противоречия финансово-монополистического капитализма. Сегодня совершенно очевиден общественный характер производства материальных благ, когда весь мир стал, по ленинскому выражению, «одной конторой и одной фабрикой», в которой все процессы протекают взаимозависимо и все со всеми связаны невидимыми нитями технологических, информационных и финансовых цепочек. В этих условиях любые разговоры о решающей роли каких-то мифических сверхлюдей, «атлантов», своими выдающимися деловыми и интеллектуальными качествами якобы двигающих наш мир вперед, представляются полнейшим абсурдом, смешной нелепицей. Единственное мыслимое назначение этих идиотских сказок – служить оправданием господствующей вопиющей несправедливости, вызванной тем, что производимый всеми членами общества продукт присваивается и распределяется кучкой узурпаторов - владельцев крупной и крупнейшей собственности. Эта истина осознается уже миллионами и десятками миллионов людей. Не случайно участники и активисты движения «Оккупируй Уолл-стрит» выдвинули лозунг «Мы – 99 процентов», протестуя против того, что львиную долю национального богатства США контролирует 1% американского населения. Если это движение будет крепнуть и развиваться, то оно непременно начнет провозглашать социалистические требования, касающиеся радикального изменения существующей системы власти и собственности, обобществления средств производства на основе равного доступа к ним всех граждан, вне зависимости от места в иерархии распределения труда. Постановка подобных требований является насущной хотя бы потому, что «Оккупируй Уолл-стрит» противостоит куда более мощная и организованная, право-фашистская «Чайная партия», идеология которой практически целиком заимствована из наследия Айн Рэнд и других столпов либерального фундаментализма.  

Пропагандистская машина буржуазии работает в две и три смены, тиражируя бесконечные «истории успеха», непомерно раздувая фигуры современных «атлантов», то создающих из сотни-другой долларов всемогущие финансовые империи, то превращающих убыточные заводики в процветающие гиганты индустрии, то, не собрав ни одного компьютера, не спаяв ни одной микросхемы, становящихся вдруг выдающимися изобретателями и законодателями мод в высоких технологиях.  И вот уже вся жульническая россиянская «инновационная» компашка Медведевых-Дворковичей задрав штаны и сверкая пятками, бежит к своим твиттерам-шмиттерам, чтобы оплакать безвременную кончину основателя «Эппл» Стива Джобса – одного из последних «атлантов» финансово-монополистического капитализма. Оно и понятно – ведь у наших буржуев за душой вообще нет ничего, кроме цинично разворованного и бездарно профуканного советского наследия. Так хоть «к чужой славе примазаться»…    

Истинным, а не выдуманным атлантом современного мира является простой трудящийся человек. Это его творчеством, старанием, временем, потом и кровью создается колоссальное богатство, которое незаслуженно присваивается наглым и ненасытным меньшинством. Это он, современный пролетарий, подпирает своими плечами нашу цивилизацию, а вместе с ней и тот ужасающе, вопиюще несправедливый порядок, который этого пролетария ежедневно, ежечасно угнетает, обирает и порабощает. Чтобы сбросить с себя ярмо бесчеловечных капиталистических порядков, ему надо «расправить плечи», взбунтоваться, отказаться служить несущей опорой здания, в котором комфортно обустроились его заклятые враги. Пролетарий – расправь плечи!

 

[1] Джеймс Петрас. Латинская Америка: Рост, стабильность и неравенство. Уроки для США и ЕС.

http://axisoflogic.com/artman/publish/Article_63826.shtml

[2] http://vladimirshlapentokhrussian.wordpress.com/2010/04/15/%D0%B4%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%81%D1%82%D1%80%D1%83%D0%BA%D1%86%D0%B8%D1%8F-%D1%84%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BE%D1%84%D0%B8%D0%B8-%D0%B0%D0%B9%D0%BD-%D1%80%D1%8D%D0%BD%D0%B4-%D0%B5%D0%B5-%D0%BC-2/

[3] http://www.svobodanews.ru/content/article/24294907.html

[4] http://magazines.russ.ru/nz/2001/1/rend.html


Table 'karamzi_index.authors' doesn't exist

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100