Лефт.Ру Версия
для печати
Версия для печати
Rambler's Top100

Ирина Маленко
Совьетика / Soviética
Глава 2. Исповедь капитана звездолета. Окончание

... От мыслей о детстве меня отвлек телефонный звонок. Я быстро посмотрела на дисплей служебного телефона. Слава богу, это не клиент! Сегодня вообще не в меру спокойно: глупая фирма! Мы работали на голландский рынок, но закрывались на ирландские праздники, а в голландские праздники работали. Сегодня был как раз один из них - День Королевы 28 . Ну, какой дурак станет звонить нам из Голландии в такой день? Клиенты не знали, что звонят за границу. Они набирали местный номер - и бывали неприятно поражены, когда, например, 17 марта 29  телеответчик сообщал им, что фирма закрыта «по случаю национального праздника»!

 

...Когда я только что начала работать на телефоне, я была постоянно в состоянии эмоционального напряжения. Не только из-за того, что разговаривать приходилось с незнакомыми людьми, а я только что наконец-то осмелилась сама выбирать для себя продукты в супермаркете (см. выше). Телефон показывал, сколько звонков еще в очереди (в зависимости от фирмы - от 1-2 до 15!), и это очень меня нервировало. Хотелось поскорее решить проблему клиента и закончить разговор, чтобы остальным людям не пришлось так долго ждать. Наверно, в этом тоже сказывалось мое советское воспитание. Я привыкла автоматически считаться с другими людьми. Я так воспитана. Что бы я в жизни ни делала, прежде всего, я думаю, а как это скажется на окружающих. Это доведено у меня с детства до такого автоматизма, что я не только не включаю громко музыку в квартире, но и в очереди в магазине стараюсь подсчитать сумму, которую мне надо будет заплатить, заранее и подобрать деньги без сдачи - еще до подхода к кассе. Чтобы не задерживать других. И ничто не раздражает меня так, как то, когда с людьми не считаются! Иногда создается такое ощущение, что в Ирландии ходят на почту, в магазины и в банки исключительно для того, чтобы пообщаться с тамошними служащими. Поделиться новостями и сплетнями. За спиной у них выстраивается очередь, всем людям надо куда-то спешить, а они преспокойненько разводят себе «ай-люли малину» минут на 10 - о погоде, о том, как себя чувствует старая Мэри Дохерти, у которой радикулит и о том, а стоит ли открывать новый сберегательный счет, или лучше пока подождать. Конечно, у нас дома их давно бы уже поставили на место, и, возможно, не в самой вежливой форме («женщина, давайте побыстрее, Вы здесь не одна!»), но в Ирландии это не принято. В Ирландии не принято огорчать собеседника, не принято в открытую говорить «нет» (лучше наобещать с три короба, а потом ничего не сделать!). Это и именуется «культурные различия».

 

Но дело в том, что и у нас-то это качество - умение считаться с окружающими - явлыается вымирающим. Потому что это была советская, а не просто русская общественная ценность.

 

Когда меня не было дома пять лет, и я вернулась в перенявшую «общечеловеческие ценности» Россию, меня глубоко потрясла сценка в магазине: мальчик лет десяти грубо расталкивал всех локтями, а его отец, вместо того, чтобы осадить его, только его подначивал: «Давай-давай, толкай их! Так и надо по жизни!» И все молчали, словно набрали в рот воды. Что же это случилось с нашими людьми? Где наши храбрые, вездесущие бабушки - хранительницы общественного порядка?

 

Сама я молчать не собиралась. Когда какой-то наглый тип схватил меня на улице за коленку, тут же с хрустом дала ему по башке зонтиком. И увидела ужас в глазах прохожих - не от его хамства, а от того, что я осмелилась дать ему отпор. Люди, да вы что? Кто вас зомбировал? Сам хам несказанно удивился: «Что ты, что это ты?...» - и поспешно ретировался. Вот так. И чего было бояться как кроликам?

 

Что это за жизнь такая? Кто это там до посинения кричит на русскоязычных форумах в интернете о «достойной жизни» - получая по 3000 долларов в Америке за мойку чьих-то машин вместо 1500, которые он получал в России будучи пилотом? В чем заключается человеческое достоинство, и как можно вообще жить «достойной жизнью», если всего приходится унизительно бояться - сколько бы тебе ни платили?...

 

Я схватила трубку.

 

.- Пойдем пообедаем вместе?? предложил мне коллега Кун – маленький, почти на голову ниже меня курчавый забавный фламандец-полиглот, которого на работе за его знание языков очень ценили.

 

Кун был похож на меня – своим отношением к Ирландии. («Я - бельгийский ирландец!», - на полном серьезе говорил он о себе. – «Зовите меня Шеймус 30 !»). И тем, что тоже был разведенным. О бывшей жене он почти не рассказывал (а я, естественно, не спрашивала), но в его тоне чувствовалась саркастическая горечь. А еще он был таким эмоциональным - просто вулкан страстей! Если ему что-то или кто-то были не по душе, вокруг только пух и перья летели!

 

Фламандцы – совсем другие, чем голландцы, хотя и говорят на одном с ними (с большой натяжкой!) языке. У них искрометное чувство юмора. Я его ощутила еще по фламандским фильмам. Описать это чувство юмора словами не получится: оно утонченное и рафинированное. А слушая фламандскую речь - с ее мягким приятным на слух акцентом (моя мама сказала как-то, что голландский язык в устах самих голландцев звучит так, словно человек постоянно жует сырой капустный лист), с подлинно голландскими словами там, где голландцы уже давно употребляют вместо них английские и с отдельными французскими словами, которые, по моему ощущению, употребляются фламандцами не ради «красного словца» («посмотрите, я знаю французский!»), а когда люди хотят передать определенное отношение к предмету разговора, я часто жалела, что учила голландский язык в Твенте, а не в Лимбурге. Голландцы часто принимали меня по моему акценту за бельгийку, но сами бельгийцы, естественно, за версту слышали, что это не так.

 

Один раз Кун и я дежурили в офисе в субботу. Нам позвонил весьма рассерженный голландский клиент. То есть, довольные-то клиенты нам, конечно, никогда не звонили, но я заметила, что голландские клиенты по телефону намного нетерпеливее и грубее бельгийских в выражении своего недовольства. Когда я начала говорить с ним, он меня недовольно перебил:

 

- Мефрау 31 , у вас там что, одни бельгийцы работают? Я только что говорил с бельгийцем, и вот теперь Вы...

 

- Извините, mijnheer 32 , но я не бельгийка. Я русская.

 

На том конце провода воцарилось напряженное молчание; затем клиент резко сказал:

- Простите, мефрау, Вы, вероятно, очень умная, но для меня это уже слишком...

 

И бросил трубку.

 

«Groe(-n-)tjes» (les petits legumes) 33  – смешно подписывал Кун свои электронные письма мне.

 - Пойдем!- согласилась я. Обедали мы на первом этаже в курилке, прихватив что-нибудь горячее из передвижной палатки на улице. На этот раз я выбрала печеную картошку. Plain 34 . Кун взял себе тоже картошку и Irish stew 35 .

 

С Куном было легко и просто общаться. Он не заигрывал и был самим собой. Он был полон интересных рассказов. Он был из тех иностранцев, которые никогда не перестают носить в Ирландии аранские свитера. Он был вполне доволен жизнью здесь, возвращаться домой не хотел, но очень мечтал перевезти в Дублин свою пожилую маму, а на такую зарплату, какая была у нас с ним, не только было не потянуть ирландскую ипотеку, но даже и приличную квартиру больше чем в одну комнату снять было невозможно. Я ему сочувствовала. В Бельгии у них с мамой был собственный дом, но мама, естественно, не хотела продавать его и «сжигать все мосты». Такие вещи делаешь только по молодости, а даже сам Кун был старше меня лет на шесть. Глядя сейчас на то, как я в свое время оказалась в Голландии, я не уверена, что решилась бы это повторить в более зрелом возрасте. Такие приключения мне сейчас уже не по нутру. Тогда мне было только 23 года.

 - Ну как, звонков много?- спросил Кун, откашиваяась и с отвращением отмахиваясь обеими руками от густого дыма, окутывавшего курилку. Такой же дым постоянно висел во всех ирландских пабах, так что заходя в них, я перед дверями набирала в грудь побольше свежего воздуха, как перед нырянием в бассейн. Одежда после такого посещения потом тоже целую неделю воняла табаком. Отдельной столовой в офисе предусмотрено не было. В курилке было душно, за столами набилось человек 20, не меньше. Мы едва нашли себе местечко. Люди не замечали друг друга, каждый был занят собой: здесь вообще мало кто друг друга знал. В офисе была страшная текучка кадров.

 

- Да нет, совсем тихо. День Королевы же. И, слава богу, Шурд 36  в отпуске на две недели, а люди постоянно звонят мне по поводу программы, которую один только он у нас поддерживает. Что я им должна говорить? «Это мы не проходили, это нам не задавали?» Слушай, я так больше не могу, Кун. Они же нас совсем не готовили. Обещали такой тренинг, когда нанимали, а сами... Меня вообще бросили на телефон на третий день и сказали, что я «сама на ходу всему научусь» Ну, нельзя же так, а? Народ просто в ярости. У меня уже выработался иммунитет на их ругань. Но голова от нее болит. Утром на работу вставать противно.

 

- Ага, зато вчера была корпоративная вечеринка – на это у них есть и время, и деньги. Ты не ходила? Что-то я там тебя не видел...

 

- Нет, такие мероприятия не по мне.

 

- И правильно, ты ничего не потеряла. Там стриптограмма была. И женская, и мужская.

 

- В Ирландии?!

 

- Ага. Мне самому это свинство и дома-то надоело.

 

- Ну, это уже последняя капля! Лучше бы наняли специалиста по тренингу, идиоты! На следующей неделе у меня 2 интервью в других фирмах. Уйду отсюда, и весь сказ.

 

- А может, пока останешься, а? Без тебя жизнь здесь станет совсем невыносимой. Поговорить и то будет не с кем. А с кем я буду картошку есть?

 

– Да уж, «стритптограммы» картошку, наверно, не едят...

 

Мы оба представили себе одетого в полицейского красного от искусственного загара (ирландцы, как и моя мама, от загара становятся не смуглыми, а красными как рак!) стриптизера, жадно поедающего разваливающуюся у него в руках горячую картофелину и фыркнули. Космополитичный офисный народ покосился на нас. Здесь работали итальянцы и португальцы, немцы и французы, испанцы и голландцы.

Русских, кроме меня, не было (а уж советских - и тем паче...).

 

...В первый же месяц своего пребывания в Ирландии я как-то заметила, что одна из девушек, работавших в местной деревенской пиццерии, в жуткой глуши - явно не ирландка. Мигрантов здесь тогда было так мало, что этого просто нельзя было не заметить.

 

- Where are you from? - спросила я ее из интереса.

- I am from Turkey - ответила она.

- Oh, we are neighbours then! I am from Russia. - воскликнула я.

И тут глаза ее округлились, и она перешла на чистый русский язык:

- Глазам своим не верю!! Надо же! Я из Баку!

- А чего ж Вы говорите, что Вы из Турции?

- А это потому, что люди здесь не знают, что такое Азербайджан...

 

Общение с соотечественниками за границей никогда не вызывало у меня особого энтузиазма. Может быть, потому, что эмигрировать в основном стремится определенный и весьма мне несимпатичный тип людей (Из всех правил бывают исключения, но в данном случае они настолько редки, что игра вряд ли стоит свеч). Больше того, если честно, то я стремилась их общества избежать. Ирландцы не понимают этого: у них самих принято радоваться если встретишь в другой стране даже человека, у которого, как у Че Гевары, только бабушка была ирландкой. Как им объяснить, что когда мы встречаемся с соотечественником за границей, то у нас так или иначе речь почему-то быстро заходит о политике, и люди чуть не вцепляются друг другу в горло, если их политические взгляды не совпадают? И что мне не доставляет никакого удовольствия общаться с аферистами, скрывающимися от мафии, с женами иностранцев, все свои фразы начинающими со слов «а вот мой муж...», с ритуальным раздуванием щек от собственного «достижения» - как будто сами по себе они вообще людьми не являются - и с перебежчиками, готовыми выдать кому угодно любые секреты и вознести на родную страну любой поклеп, лишь бы им выдали заветный вид на жительство (в Дублине был один такой - бывший офицер ВМФ). Помните, как в стихах у Михалкова:

«Третий товарищ не выдержал,
Третий язык развязал.
«Не о чем нам раговаривать!»-
Он перед смертью сказал» 37 .

 

Перед смертью или нет, но разговаривать нам действительно не о чем. Я заметила, что в эмигрантских кругах «наших» знакомясь с новым человеком, прежде всего прикидывают «А можно ли будет из этого извлечь какую-то пользу?» Польза может пониматься каждым из них по-разному: от желания женить на тебе своего младшего брата, чтобы он смог выехать за границу («Гена у меня симпатичный; врач!») до желания начать «совместный бизнес по поставке в Голландию наших девиц легкого поведения», как предлагал мне еще в середине 90-х один не в меру предприимчивый бывший комсомольский работник из Москвы по имени Валентин. Но неизменно одно: как только они понимают, что никакой выгоды не предвидится, их бурное желание с тобой общаться (которого у меня не возникало с самого начала) быстренько сходит на нет. И слава, если честно говорить, богу.

 

Я сама вовсе не собиралась эмигрировать. А браки с иностранцами, когда я выходила замуж за Сонни, у нас еще были если не табу, то во всяком случае явлением весьма и весьма не приветствующимся. «Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть» 38 . В мое время люди сторонились иностранцев как черт - ладана. Сейчас, наверно, уже мало кто помнит такое время, но «выйти замуж за иностранца» стало символом «статуса» среди наших женщин, сегодня так массово и бесстыдно преедлагающих себя «to the highest bidder» 39 , только спустя года 4 после нашего с Сонни романтического знакомства. Сказать этим женщинам, что ты выходила замуж не просто по любви, а еще и для того, чтобы вместе строить лучшую жизнь для угнетенной колониализмом родины супруга, что ты вовсе не хотела жить на Западе, и тебя не интересовало наличие у мужа недвижимости и машин - и у них в мозгах произойдет короткое замыкание. Дым пойдет от перенапряжения.

 

А еще я хотела просто посмотреть мир. Но в мое отсутствие «враги сожгли родную хату», и возвращаться оказалось некуда....

 

В офисе моего нового работодателя царил полный хаос. Я перешла в эту фирму не столько потому, что они платили на 1000 фунтов в год больше, сколько потому, что они обещали сделать из нас, лингвистов, специалистов по технической поддержке (technical support). Но какое там... Люди приходили на рабочие места и уходили с них с такой скоростью, что им позавидовал бы сам Абебе Бикила 40 . Из-за такой текучки у фирмы не было времени как следует готовить новых работников к работе на телефоне - ознакомить их как подобает с продуктами,и пр. Вместо этого их бросали на телефон как на амбразуру дзота. Мало, чья психика выдержит такую изощренную психическую атаку: когда по 8 часов в день 5 дней в неделю совершенно незнакомые тебе люди гневно обвиняют тебя по телефону в полной некомпетенции, а ты даже не имеешь права им рассказать, что происходит на самом деле! И народ – как раз именно поэтому! - бежал.... Бежал в другие фирмы, иногда – массово, чуть ли не целыми отделами! Получался своего рода замкнутый круг: фирма была снова вынуждена набрать новичков, у которых не было даже и тех небольших навыков, которые с грехом пополам собстаенными усилиями успели приобрести убежавшие. И все повторялось по новой! Кто это там у нас в годы перестройки вопил об «эффективности частных компаний»?...

 

Я выдержала там месяца два. Но и моему терпению пришел конец. Общество Куна было мне приятно, но не настолько, чтобы терпеть ради него то, что у меня каждое утро начинало нехорошо ныть в животе при одном только виде нашего офисного здания. Да и в конце концов, разве я его больше не увижу? Ведь в одном городе живем...

 

Сегодня была пятница, а в понедельник я намеревалась позвонить в офис и сказать, что я заболела. На 10 часов в понедельник у меня было назначено интервью в агенстве, нанимающем «специалистов по поддержке клиентов» для крупной компьютерной фирмы, а на 12 - в телефонном центре тоже очень известной авиакомпании.... Я с трудом дождалась конца рабочего дня!

 

Кун уже ждал меня на автобусной остановке. Наша была конечной. От центра города – минут 45. Никакой тебе даже крыши над головой – один только столбик в поле. Автобусы- зеленые, двухэтажные. Обычно по пути домой я сразу забиралась наверх и выбирала местечко поудобнее: подремать до самого города. Но на этот раз Кун был рядом, и спать было как-то невежливо. Мы забрались наверх и сели на самые передние сиденья, откуда был замечательный обзор окрестностей.

 

Автобус тронулся. Мы ехали и смотрели, как возвращаются люди с работы. Многие прямо с работы заворачивали в паб. Ирландские женщины в строгих офисных костюмах при выходе с работы привычно меняли свои модельные туфельки на грязные кроссовки и шлепали в них вдоль улиц весьма неприятной на вид походкой, отдаленно напоминающей спортивную ходьбу - с раскачиванием локтей по большому радиусу. В отличие от ирландских мужчин, среди ирландских женщин очень много хорошеньких и даже красивых: до тех пор, пока они не откроют рот. Помню, как глубоко меня поразила в первый раз одна такая кельтская красавица: миниатюрная брюнетка с тиарой на голове, в вечернем платье, с густо намазанным загарной пудрой красивым лицом, из-под которого виднелась белая как мел шея, она стояла на остановке, вытряхивая из туфля камень и материлась так, что просто уши трещали. Казалось, что в ее лексиконе не осталось других человеческих слов, кроме различных вариаций слова «F***». При этом она даже не ругалась, а просто нежно беседовала со своим бойфрендом (который был намного сдержаннее ее в выражениях). А уж когда я увидела, как они играючи выпивают по 5-7 пинт за вечер... (У меня при всем желании не получилось бы больше двух, и после этого мне было бы плохо!). Ирландки были работящими, независимыми, сильными и не терпели, когда им пытались вешать на уши лапшу (преимущественно ирландские же мужчины!), но в чем-в чем, а в обилии женственности ирландских барышень обвинить было трудно. Интересно, как же это наши девушки умудряются ее сохранять, даже несмотря на постперестроечную искуссственно культивируемую в них вульгарность и на широко известную еще с дореволюционных времен репутацию русских женщин: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»?

 

Я заметила, что Кун тоже посматривает на них в окно автобуса и смеется.

 

- Да... амазонки, да и только! Слушай, а у тебя много знакомых ирландцев было до того, как ты сюда приехала?

 

- Вообще не было, Кун. Одни пен-френды 41 . Я начала с ними знакомиться лично уже здесь, на месте - и после первого месяца в Ирландии чуть не пришла к выводу, что здесь все или невероятные эксцентрики, или просто немножко сумасшедшие!

 

-  Почему? Ну-ка,ну-ка , расскажи подробнее, это интересно!

 

- Да ну тебя, Кун, ты смеяться будешь!

 

- Когда это я над тобой смеялся? Я смеюсь исключительно над кааскопами! У меня на это патент.

 

-  Ну ладно... смотри сам, потом не жалуйся, я тебя предупреждала! Например, первый из моих друзей по переписке был бывшим монахом, школьным учителем, христианским братом 42 , который почти 40 лет провел в лоне церкви, а потом как-то вдруг понял, что эта жизнь не для него, и ушел в мирскую. Но церковью, естественно, от него по-прежнему веяло за версту! Второй в 50 лет все еще жил с мамой, посвятил всю свою жизнь одному индейскому племени в Мексике, куда он два раза в год отвозил им кастрюли и теплые одеяла. «Надо же, какой благородный, бескорыстный человек!», - подумала я, когда в первый раз услышала его историю. А на следующий раз он мне намекнул, что на днях снова отправляется в одну из своих опасных экспедиций по доставке одеял страждущим красноликим братьям, что не знает, вернется ли он оттуда живым, и что ему хотелось бы перед отьездом хоть в первый раз в жизни изведать немного женской ласки.... Мне стоило большого труда не оборжать его в голос! Потом был выпивоха из Корка с романтическим именем Пирс, который уверял, что его до безумия хотела женить на себе местная миллионерша, но он стоически ей не поддался. Он подарил мне ирландскую брошку за 5 фунтов, а потом нализался в пабе так, что у него не осталось денег на обратную дорогу до Корка. После того, как я за его билет заплатить отказалась, он через несколько дней прислал мне по почте письмо, гневно требуя возвращения своей 5-фунтовой брошки! Не иначе как собрался понести ее в ломбард... Потом еще был булочник из Донегала, который писал мне о том, какая он у себя в деревне важная персона. Когда я сообщила ему, что приехала в Ирландию, и дала свой телефон, он не соблаговолил мне даже позвонить, а просто прислал открытку: «В субботу я за тобой приеду!» Я, естественно, возмутилась: мало ли какие у меня могут быть другие планы, а он меня даже не спросил!- и нарочно уехала на целый день. Бедняга тащился на своем пикапе из такой дали, а остался не солоно хлебавши!

 

-  Ого, а ты, оказывается, коварная женщина! - Кун еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Говорили мы друг с другом по-голландски, поэтому окружающие в автобусе нас не понимали.

 

-  О, ирландские мужчины, таинственные и непонятные существа! – продолжала я иронически. - Они могут поцеловать тебя в первый же вечер знакомства безо всякого к тому повода, ни с того, ни с сего, а потом так же ни с того, ни с сего начать бросать трубку, когда ты им звонишь, уверяя, что через день они уезжают в Испанию на два года (мужчина другой национальности хотя бы сначала попытался добиться чего-то более существенного!) А фермер, который простодушно поведал, что начал переписываться потому, что его мама хочет, чтобы он, наконец, женился?. А охранник аэропорта, который леденящим кровь голосом говорил, что должен сообщить тебе что-то ужасное? Ты мысленно готовилась по крайней услышать, что перед тобой - маньяк-убийца или больной неизлечимой болезнью, которому осталось жить считанные дни, а он трагически поведывал тебе: «Дело в том, что я женат!» - хотя непонятно, с чего он вообще взял, что для тебя это должно стать трагедией. А хозяин отеля в Керри, от которого сбежала его польская жена - и он самонадеянно полагал, что ты очень хочешь поскорее занять ее место? «Чего ты там прозябаешь, в этом Дублине? Что ты там забыла? У нас тут знаешь как здорово!»... А не имеющий никакого образования банковский клерк, который будучи чуть помоложе, был большим лоботрясом и постоянно прогуливал занятия в школе - пока, наконец, его папа, которому это не надоело, не взял его за руку и не привел к своему знакомому в банк: «Все, кончай свои закидоны. Будешь здесь работать!»- и так началась его карьера? А краснокожий садовник из Голуэя, искренне полагавший, что красный цвет кожи, полученный в солярии, сделает его более привлекательным, невзирая на все страдания от полученных ожогов, и предлагавший тебе руку и сердце - вместе со своей оранжереей - на первом же свидании? Еще был один студент - кажется, Брендан. Я думала, что ирландцы по своей натуре народ разговорчивый, а этот молчал весь вечер как партизан. Я думаю: ну, начну сама говорить, глядишь, и он разговорится. И знаешь что, Кун? Я развлекала его весь вечер историями из своей жизни как заправский клоун! А он все сидел и только время от времени бубнил себе под нос: «Yes, that’s right…yes, that’s right». Я подумала, что ему моя компания не по душе, а сказать прямо об этом он не решается, и, наконец, начала прощаться. И вот тут он открыл рот и выпалил: «А может, зайдем ко мне домой выпить кофе?» Сказать, что у меня отвисла челюсть при этих словах - значит ничего не сказать... Были еще два англичанина: один пресный как недосоленая рыба, упорно называвший ирландскую деревню Авока «Балликиссэнджел» 43 , а другой - менеджер по продажам в Восточной Европе, который считал себя невероятным экспертом по России, не зная ни слова по-русски. Помню его рассказ о первом его выезде за пределы наших двух столиц - кажется, в Челябинск. В конце ноября. Наш «эксперт» поехал туда в своей зимней британской одежде. Приезжает, а в Челябинске –23 C... Никто не ждет его на вокзале, никто не говорит по- английски и ни один телефон-автомат не работает! Почаще бы таких диверсантов забрасывали к нам в глубинку - учить их надо, что умом Россию не понять! Добрался он-таки кое-как до гостиницы, умирает, хочет есть. Пошел в ресторан. В ресторане одна-единственная официантка пересчитывает зачем-то яйца. С таким скучным лицом. Он ждал-ждал, когда к нему побегут его обслуживать - на него ноль внимания. Минут через десять он не выдержал, с разговорником в руках на пальцах объясняет, что хотел бы покушать. Женщина окинула его ледяным взглядом: «У нас вообще закрыто!» Приехал оттуда от ангины чуть живой, вроде поутих ненадолго. А потом опять начал вопить: «У вас раньше была военная диктатура! Зато теперь у вас свобода личности!» Ну, пошла эта «свободная личность» как-то в Москве вечером через парк - захотелось сократить дорогу.... Очнулся в сугробе, без кошелька, без паспорта и без вставной челюсти. Слава богу, какая-то наша бабулька его на себе оттуда вытянула и доволокла до своей квартиры, а то совсем бы конец продажам мобильников его фирмы на Москве... Бабуля, видно, сознательная попалась, пережиток времен «военной диктатуры». Я бы это дерьмо так и оставила в сугробе лежать - может, хоть немножко поумнеет! Я ему говорю: «Может, у нас и диктатура была, но зато в то время зубы у тебя остались бы целы!» В Ирландии он корчил недовольные рожи всякий раз, когда в пабе играли « A nation once again» 44   - и умудрился при этом остаться неизбитым! Дело в том, что в этот момент он всегда рожу свою поворачивал в темноту: чтобы никто не видел. Вот вам и вся «свобода»! А врал напропалую как сивый мерин - даже по таким мелочам, как свой возраст. Убавлял себе 2 года - ну что такое два года, и какой в этом смысл? Он был патологический лгун, и я так никогда и не узнала, было ли это потому, что он менеджер, или потому, что он англичанин, или же и из-за того, и из-за другого. Скорее всего, последнее! Посмотри только на Тони Блэра, это же диагноз. Клиника. Я маме своей на них всех пожаловалась: чего это они такие? Там вообще нормальные люди еще есть? А мама сказала мне одну вещь, над которой я никогда раньше не задумывалась. «Что же ты хочешь? Нормальные мужики писем не пишут

 

-  Все, все, ты была права, хватит, не могу больше! – Кун согнулся на сиденьи пополам от хохота. Мы уже подъезжали к Сент-Стивенс Грин.

... А еще был француз - убежавший работать в Ирландию от несчастной любви дома, некрасивый, длинноносый и ужасно галатный. Он единственным из всех моих новых знакомых поцеловал мне руку на прощание (я все норовила ее пожать, как героиня рассказа Жванецкого!) и не начал намекать, что он не прочь бы зайти ко мне на чай....

 

Был ирландский военный - пузатый капрал по имени Пол, страдающий приступами разговорчивости; был черноглазый и пустоголовый трепач-брокер по имени Фрэнк, строящий из себя «успешного профессионала», которого через месяц выбросил из сдаваемого ему дома его собственный друг, чьи 20.000 фунтов он профыкал на бирже....

 

Был продавец краски из Кавана по имени Шеймус – веселый, с легким характером, внешне напоминавший мне Адриано Челентано, очень почему-то стеснявшийся собственной волосатости. Периодически он уверял меня, что уходит от матери своего ребенка (у них были сложные отношения и смешанный брак: он католик, она протестантка). Впервые мы встретились, когда в Дублине проходил матч между Ирландией и Шотландией по регби, и город наводнили шотландские болельщики. Почему-то не только сами они все были в юбках, но и все сопровождавшие их женщины носили брюки! Ирландия выиграла, но никто из шотланцев не стал из-за этого с ирландцами драться. Вместо того они вместе пошли по барам, где, напившись, вдруг начали дружно скандировать: «We hate the English! We hate the English!». Один из шотландцев – здоровый как шкаф детина в синей тартановой юбке – все тянул меня за руку: c ним потанцевать! А Пол в красках рассказывал мне о том, как в юности был звездою регби местного масштаба, а я недоверчиво поглядывала на его тонкие ножки, хоть они и были в сочетании с широкими плечами....

 

Был курносый и бородатый парень из местного многоэтажного гетто под названием Баллимун, пригласивший меня полюбоваться шикарным видом с балкона его квартиры на 16 этаже (по дублинским понятиям, большая редкость - Дублин город очень низкой застройки). И мы действительно занимались в его квартире только этим – несколько часов любовались видом на самолеты, взлетающие из дублинского аэропорта, и на бухту (ее было видно аж до самого Дан Лири 45 ). Потом он угостил меня самоприготовленным ужином и культурно отвез домой на мотоцикле! А через несколько дней прислал мне трогательное письмо, которое я храню и по сей день. «Я совсем не был уверен, что это была ты - на улице возле паба, но решил все-таки испытать судьбу и подойти. И я так рад, что сделал это! Женщина, которую я встретил у паба, была намного красивее фотографии, которую ты мне присылала по электронке- во всех отношениях. Вы - два совершенно разных человека. Немногие в наши дни несут в себе все качества истинной леди, а у тебя этих качеств в избытке».

 

И по сей день, когда мне становится особенно плохо, я перечитываю эти строчки. Я специально отпечатала их на работе на принтере. Спасибо, Крис. Человеку с таким ущербным самомнением, какое было у меня после 7-летнего брака с моим латинским мачо, твои слова были просто необходимы...

 

Но если рассказать обо всем этом Куну, он может сделать неправильные обо мне выводы. Как скоропалительно сделала их в свое время совсем не знающая еще некнижной жизни Анита. «Тебе все время какие-то мужики звонят», - неодобрительно хмыкала она, намекая, что в моем положении - матери больного ребенка - это неприлично и несерьезно. Но ребенка-то рядом со мной, несмотря на все мои старания, по-прежнему все не было и не было, и я не знала точно, когда наконец будет... А выходные накатывали стремительно, и каждый раз к вечеру пятницы, когда делать становилось наконец нечего, на меня находила девятым валом такая могучая тоска, что мне хотелось только рыдать всю ночь и весь день напролет в подушку. Но рыдать не получалось, единственный способ заплакать заключался в употреблении по меньшей мере половины бутылки красного вина. После чего я начинала в голос причитать «Сонни, Сонни, зачем, почему, ну почему так получилось?» - и слезы лили уже градом, без остановки. Естественно, я не могла позволить себе такое, живя в одном доме с посторонними людьми. И поэтому на выходные я по возможности бежала от них - бежала в город, бежала на встречи с незнакомыми мне пен-френдами. Это было и бегством от самой себя. Мне хотелось почувствовать, что я еще живая, когда внутри меня все омертвело. Впервые в жизни я по-настоящему поняла свою тезку Женьку Комелькову. «А как же полковник, Женя? Как же ты могла?» ...«А вот могла! Могла. Сейчас начнешь воспитывать или после отбоя?»... 46 

 

Да, раньше я не понимала Женьку Комелькову. Теперь понимаю.

Мне здорово повезло, что ни один из моих друзей по переписке не оказался ни маньяком, ни извращенцем. Мое ощущение - что статистически вообще в Ирландии гораздо больше нормальных порядочных людей, чем в Нидерландах или чем стало сейчас у нас дома. По крайней мере, так было, когда я в Ирландию приехала. Сейчас и она неумолимо рвется к «общеевропейскому прогрессу»... Но все равно, по сути дела, я здорово рисковала, встречаясь с этими совершенно незнакомыми мне людьми, только я тогда об этом не думала. У меня был другая забота: забыть звериную боль. Почувствовать, что ты не одна. Хоть ненадолго. Так же, как у Женьки...

 

Мне было элементарно страшно по выходным. В будни просто не было времени и сил над этим задумываться. Страшно оттого, что я совсем одна в этой, хотя и такой замечательной стране. От осознания ответственности за будущее больной дочки, которую не с кем было разделить. Оттого, что никому до нас нет дела. И потому что если все время оставаться наедине со всеми этими своими мыслями и со своей тоской, можно просто свихнуться. А я не имею на это права. Я должна выжить. Не ради себя – за себя я теперь совершенно бояться перестала. После того, что уже было, мне хуже уже никогда не будет. Ради Лизы - потому что кому, кроме меня, она теперь будет нужна? Все это не объяснишь человеку, который сам в подобной ситуации не был. И еще я поняла впервые в жизни, что нельзя легковесно судить других, потому что даже на похожие стрессовые ситуации разные люди реагируют по-разному!

 

...Да, у меня началась совсем другая жизнь, чем была в Голландии – независимая, интересная, веселая. Я перестала бояться выбирать продукты в супермаркете и с наслаждением окунулась в новый мир – мир общения с людьми! Ко мне словно вернулись годы юности. Хотя нет, сравнивать нельзя, потому что в юности я была слишком для нее серьезной. «У тебя такое выражение лица, словно ты все время готова принести себя в жертву!», - презрительно сказала мне как-то, когда мне было лет 18, одна моя однокурсница, примерным поведением не отличавшаяся... Я постепенно переставала бояться людей и после такого долгого перерыва наконец-то становилась сама собой. Такой, как я была в дошкольное еще советское время. Карлсон сказал бы – «веселой и игривой, как молодой морской лев»!

 

Ни о какой «новой любви» или даже о поисках ее речь, боже упаси, вовсе не шла. Я не из тех, кто бросает карибских мужей в поисках «британских джентльменов» - я просто заново училась общению и одновременно узнавала много нового для себя о человеческой натуре. Сонни всегда повторял мне, что он только защищает меня от зла этого мира, и я решила убедиться, было ли ему действительно от чего меня так защищать. И еще - может быть, я что-нибудь потеряла в жизни, будучи все эти годы такой тихой, такой замкнутой и такой примерной? Может быть, я действительно чего-то была лишена, как нас теперь пытаются убедить? Мне не понадобилось много времени для того, чтобы прийти к однозначному выводу: конечно же, нет! Been there, done that, got that T-shirt - и теперь знаю точно, что все те «свободы» поведения, которыми пытаются соблазнить наших молодых людей, не стоят и сухой дохлой мухи!

 

...Пора было выходить из автобуса.

 

- Хочешь, съездим на выходные вместе на Аранские острова?- предложил на прощание Кун.

- Спасибо, как-нибудь в другой раз – обязательно!

 

Я еще не знала этого, но с тех пор я больше его ни разу не увидела. (В понедельник сразу обе фирмы предложили мне немедленно начать работу на новом месте...)

... Был еще один пен-френд, о котором я не рассказала тогда Куну. «Австралиец» Конор из Портобелло 47 . Потому что я сама не знала точно, плакать мне в отношении него или смеяться.

Конор был уроженцем дублинского рабочего квартала Риалто. О своем детстве он вспоминать не любил: вечно пьяный безработный отец, сестра, угодившая в психиатрическую больницу, девушка, на которой он был вынужден жениться в 16 лет потому, что сделал ее беременной (ха, как будто его кто-то заставлял это делать!)... Одним словом, «на дне». Вскоре молодые уехали в Австралию, и там Конор провел большую часть своей жизни. Что случилось с их ребенком, я не знаю, но было однозначно ясно, что в живых его больше нет: когда я рассказала Конору о Лизе, в глазах у него заблестели слезы, и он отвернулся. После этого они с женой развелись, благо в Австралли, в отличие от Ирландии, это было возможно, и он зажил сам по себе. Стал инженером по холодильным установкам, со своим, как это теперь принято у нас говорить, «делом». И лет через двадцать потянуло его опять на родину. Захотелось сменить карьеру. «Компьютеры - это будущее!»- любил говаривать он. Конор купил себе маленький домик в уютном Портобелло и целыми днями сидел в нем, самостоятельно осваивая премудрости компьютерной графики по книжкам. Идти на курсы он не хотел из принципа, а то, что самостоятельное обучение занимает столько времени (по его подсчетам, оно должно было занять еще по меньшей мере полгода), его не смущало: на него, как в дурацкой рекламе, которую показывают у нас по телевизору, «работали его деньги»: где-то он сдавал дом, кто-то руководил в его отсуствии его маленькой фирмой в Сиднее...

Конор был, как большинство дублинцев, маленького роста, который он компенсировал при помощи ковбойских сапог на каблуках а-ля Крокодил Данди, не снимаемых им даже дома. С большой белобрысой головой и с тонкими чертами лица, указывающими на гены викингов. Физиономия у него была кирпичного цвета, как у большинства имевших несчастье загореть ирландцев, только это был загар не из солярия, а результат 20-летнего пребывания в Сиднее, и потому был Конор в каком-то смысле как елка в нашей детской загадке – «зимой и летом одним цветом».

Как и многие ирландцы, Конор считал себя философом, особенно когда выпьет.

Его любимым пабом был «The Barge Inn» на Шарлемонт-стрит. Пьяным он не выглядел никогда - просто начинал долго рассуждать на абстрактные темы. Очень любил похвастаться тем, как он поразил американских ирландцев во время своей поездки в Америку тем, что указал им на параллели между борьбой ИРА (которую так многие из них поддерживали) и борьбой палестинцев (которых те же самые янки кельтских кровей считали террористами!) с израильской оккупацией. Это какими же дуболомами надо в первую очередь быть, чтобы понадобился аж австралиец для того, чтобы им на эти параллели указать!

Конор удивил меня прежде всего тем, что он сам настойчиво начал предлагать мне свою помощь - стоило мне только заикнуться, например, что мне надо куда-то доехать, как он тут же предлагал мне туда меня подвезти (я тогда еще жила в Майнуте). Или что-то починить, когда оно ломалось. Удивленная, я соглашалась - кто бы отказался, если человек, судя по всему, так искренне это предлагает? Взамен он тоже ничего не требовал. Но через некоторое время в него словно вселялся какой-то бес, и он начинал вопить, что все пользуются его добротой, сели ему на шею, потому что он такой безотказный (не только я, его родственники, например, тоже!), а ему надо заниматься своим компьютером, а мы все ему мешаем... Я обижалась – позвольте, сударь, но я вовсе не просила Вас о помощи, Вы сами изо всех сил ко мне с нею набивались!- и уходила. А через некоторое время он звонил мне, и все продолжалось по-старому. С ним было очень интересно разговаривать - он был такой умудренный жизненным опытом, какой-то меланхоличный и даже несчастный, а мне было одиноко, и мы снова собирались вместе и шли в его «The Barge» («Ты там еще, чего доброго, сопьешься, в этой своей Ирландии!»- выразила мне беспокойство мама по телефону).

Things have derailed 48  когда к Аните приехал на 5 дней ее бойфренд из Голландии. Она попросила меня на это время «куда-нибудь съехать» из комнаты... «У тебя же так много здесь друзей!» - был ее аргумент. Друзей?! Ни одного из них, естественно, я о таком попросить не могла. Кроме Конора. У него было 3 спальни в доме, жил он один и обращался со мной ровно, по-дружески, плюс я обещала не отвлекать его от компьютера. «Я буду только ходить отсюда на работу и после работы - сразу спать - и все».

Благие намерения... Конору и самому не хотелось, чтобы я просто сразу шла спать после работы. Ему хотелось оторваться от компьютера и поболтать!

Одно за другим, бутылочка красного вина... пара ирландских песен (он обожал петь «Only our rivers run free» 49  и делал это, несмотря на весьма небольшой голос, очень музыкально и задушевно)... как-то ненароком речь зашла о Голландии, и я, не стесняясь особенно в выражениях, высказала ему, что я о ней думаю, и почему мне так захотелось уехать оттуда именно в Ирландию. Но, как известно, «opposites attract» 50 , и Конор до хрипоты принялся доказывать мне, почему Голландия, по его мнению, прогрессивнее - потому что там в таком случае, какой приключился с ним в молодости, можно бы было сделать его подружке аборт! Естественно, его аргументы были безрезультатны.

- Штаны свои тебе надо было держать застегнутыми, а не аборты делать!- разозлилась я. I can be pretty bad tempered if а conversation comes close to some sensitive subjects 51 . - Не думаю, что твоя бывшая жена в 16 лет сама на тебя бросилась!

Он покраснел и с жаром принялся мне доказывать почему-то, как важно быть раскрепощенным в этой области. Ну, сейчас, Конор, я сделаю из тебя отбивную!

- О да? – насмешливо протянула я. - Есть вещи, которые мне просто совершенно не нравятся, хотя ваши раскрепощенные «гламурные» журнальчики уверяют, что все женщины ну обязаны быть от них без ума. И никто не заставит меня поверить, что я ненормальная только потому, что мне не нравится то, что так настойчиво «рекомендует» какой-то там идиотский журнал!

- А давай попробуем? - неожиданно предложил он. - Спорим, что ты просто еще не встретила человека, умеющего .... гм...

От такой наглости я просто онемела. А потом разозлилась до чертиков. Он что, надеется, что я сейчас в ужасе убегу от него, на ходу открещиваясь? На это и рассчитывает?

- А давай. Тоже мне, эксперт нашелся!

И вот так и произошло то, чего не должно было произойти...

- Ну, и как тебе? - спрашивал Конор из-под одеяла каждые пять минут.

-Да так себе. Ничего такого особенного, - честно отвечала я.- Лучше бы не надо, а? Зря стараешься, ей-богу. Я же тебе сказала, что мне это не нравится.

- Как же так? – искренне удивлялся он, словно была задета его профессиональная гордость. А я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Мне было ужасно щекотно. - А если вот так?...

- Да все так же....Слушай, скоро это уже кончится?

Надо сказать, что Конор был мне не противен - иначе бы я, наверно, действительно убежала, открещиваясь. И что хотя я осталась при своем мнении на данную конкретную тему, несмотря на все его старания, мое отношение к нему после этого несколько изменилось – я была не против того, чтобы наши отношения оставались такими, как есть, и не видела причин для него быть против этого. В конце концов, разве не он сам постоянно повторял, что не хочет себя ни с кем связывать?

Я совершенно отчетливо понимала, что в моем положении я не имею права на к чему-то обязывающие – то есть, полноценные - отношения с каким бы то ни было, даже самым замечательным мужчиной (каким Конор, к слову говоря, не был). Это было бы с моей стороны верхом эгоизма - прежде всего, по отношению к Лизе. Не говоря уже о том, что я была эмоционально на такие отношения на данном этапе своей жизни не способна. Мне просто хотелось, чтобы был – и естественно, не под одной со мной крышей!- человек, с которым можно быть самой собой: время от времени говорить обо всем и иногда быть немного близкой.

Однако Конор то ли не понимал этого, то ли сам запаниковал: у него начались навязчивые идеи, что я хочу с ним отношений именно серьезных... Я слушала сущий бред, который он нес - и не переставала удивляться: то ли он самому себе выдавал желаемое за действительное, то ли он таким образом обычно самоутверждался в собственных глазах: сначала «пририучив» женщин навязываемой им помощью (и всем остальным), а потом, когда они действительно захотят чего-то большего (а чего греха таить, мы, женщины, к мужчине легко привыкаем!...), гордо их отвергать. А я дала ему понять, что меня устраивает все, как было - и сорвала этим его проработанный до деталей маленький план по достижению состояния нирваны за счет очередного унижения еще одной жертвы... И вот он пытался убедить – причем не столько себя, сколько меня!- что я на самом-то деле, конечно же, хотела бы более серьезных с ним отношений, да только боюсь в этом честно признаться!

Да у него что, белая горячка?

Я почувствовала себя глубоко оскорбленной. Скольким еще жертвам распевал свои «Only Our Rivers Run Free» этот фрустрированный сын алкоголика с кучей неведомых мне комплексов неполноценности, вымещаемых им на противоположном поле? И так что же мне было делать с ним - плакать или смеяться?

 ...Сегодня была пятница, но я никуда не пошла. Хватит с меня. «Тебе нужна передышка, а сундуку – чтобы закрылась крышка» - как говорилось в туркменской сказке. Наконец-то у меня было отдельное жилье, и теперь я вполне имела право в выходные напиться и реветь дома всласть, никому не мешая. Два стакана ликера сделали свое дело...Оставалось только надеяться, что у хозяев в подвальчике, куда выходила стена моей комнаты, были звуконепроницаемые стенки. Часам к 10 я забылась в тяжелом сне.

 

...А около полуночи неожиданно раздался телефонный звонок. Я перепугалась – уж не случилось ли чего дома с Лизой? Вскочила и, ничего не видя спросонья, стремглав сбивая на ходу мебель¸ рванула к телефону. Но в трубке молчали, потом я услышала какой-то далекий звук, похожий на всхлип. И трубку повесили. Пока я соображала, что же происходит, и кто же это может быть, позвонили снова. Женский голос с приятным французским акцентом после некоторого колебания попросил меня к трубке. Я была совершенно сбита с толку: кто же это может быть, и зачем я понадобилась ей в выходной в 12 ночи?

 

- Вы знаете Вилла? - неожиданно спросила меня незнакомка.

- Какого Вилла?

- Вилла Шарки из Роскоммона.

 

Будучи все еще полусонной (и не совсем трезвой), я соображала очень медленно.

- Ах, да. Это мой друг по переписке.

- Вы с ним встречаетесь?

 

Бог миловал, с ним я встретиться даже еще ни одного раза не успела. Вилл Шарки из Роскоммона писал стихи, играл, по его словам, на гитаре и был романтической натурой. Несостоявшийся поэт в 40 с лишним лет – каких, наверно, половина Ирландии!

- Нет, конечно. Я даже еще ни разу его живьем не видела. Только на фото.

- Правда?

- Девушка, извините, не знаю Вашего имени, ну зачем я Вам буду лгать?

 

И тут на том конце провода прорвало. Незнакомая француженка зарыдала, сказала, что ее зовут Амандина и начала рассказывать мне, как безумно она любит Вилла Шарки, и как до недавнего времени она и не подозревала, что он, кроме нее, пишет еще и другим женщинам, причем письма почти одинаковые - чуть ли не под копирку. Она случайно обнаружила в его бумагах и одно из моих писем с моим номером телефона и решила мне позвонить, чтобы вывести ирландского мерзавца на чистую воду. Мерзавца или нет, но она, судя по всему, была действительно по уши влюблена в этого типа, ибо через секунду после гневных обвинений в его адрес уже начинала доказывать мне, какой он замечательный. Я не спорила и вообще больше слушала, чем говорила. Мне стало ее очень жалко.

- Что я могу сделать для Вас, Амандина? Ну хотите, я вообще перестану ему писать, а все его письма мне отдам Вам?

- Правда? - она всхлипнула еще раз и почти успокоилась.

 

Вот таким странным образом познакомилась я с моей первой в Ирландии подругой женского пола. К концу разговора мы договорились, что в воскресенье Амандина приедет в Дублин, и мы вместе пойдем в зоопарк! Как две школьницы.

 

...Я вздохнула. Спать больше не хотелось. Я встала, оделась и под покровом темной ночи пошла к дому Конора: вывесить на его дверях огромный (каждая чашечка – чуть не с мою голову величиной!) купленный в благотворительном магазине за 50 пенсов бюстгальтер. Пусть знают эти ирландцы, как разбивать сердца бедным иностранным девушкам!

Как говаривал мой бывший супруг Сонни Зомерберг, «don’t mess with me!» 52 

Примечания

28  Koninginnedag – 30 апреля.  Национальный праздник в Ниделандах.

29  День Св. Патрика – национальный праздник в Ирландии.

30  Seamus - ирландская версия имени Джеймс.

31  Mevrouw - госпожа (голл.).

32  Mijnheer/meneer - господин (голл.).

33  Игра слов: groetjes –приветики (голл.), groentjes – досл. «маленькие овощи» (голл.).

34  Безо всего (обычно в Ирландии подают печеный картофель начиненным – например, плавленым сыром).

35  Блюдо из тушеной баранины.

36  Sjoerd- голландское имя.

37  Стихотворение С.В. Михалкова.

38  Из фильма «Тот самый Мюнхгаузен».

39  Тому, кто больше предложит (англ.).

40  Абебе Бикила – знаменитый эфиопский бегун, чемпион Олимпиады в Риме (1960).

41  Друзья по переписке (англ.).

42  Christian Brothers - религиозный орден, созданный в Ирландии. Занимается в основном образованием молодежи.

43  Ballykissangel - известный сериал BBC, который снимался в ирландской деревне Avoca.

44  A nation once again - песня о борьбе ирландцев за независимость.

45  Dun Laoghaire - южный пригород Дублина.

46  «А зори здесь тихие...» Б. Васильева.

47  Квартал в Дублине.

48  Все пошло под откос (англ.).

49  «Только наши реки текут свободно» - грустная баллада о колониальной зависимости Ирландии.

50  Противоположности притягивают (англ.).

51  Я могу быль достаточно вспыльчивой, если разговор затрагивает некоторые чувствительные темы (англ).

52  Со мной лучше не связывайся! (англ.).


Table 'karamzi_index.authors' doesn't exist

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100